Когда я проснулась, Антон уже шебуршался на кухне.
– Привет! – сказала я. – Надо, наконец, назвать как-то котенка. Как тебе имя Симона?
Антон не ответил.
– Ты меня слышишь? – позвала я.
Муж повернул ко мне полное гнева (и я бы даже сказала: ненависти) лицо.
– О чем ты думаешь? О чем ты думаешь? – пророкотал он и скрылся в недрах квартиры.
– А о чем я должна думать?! – вскричала я с негодованием.
Все же очень сложно общаться с человеком, которому нельзя сказать, о чем я на самом деле думаю! Нет, про котенка я тоже думала. Но больше меня, конечно, волновали Ирка, пропавший Тимофей и подброшенный труп. Вернее та, кем этот труп был при жизни. Но о том, что меня, действительно, волновало, я не могла сказать Антону. По многим причинам. Во-первых, потому что обещала Ирке ничего ему не рассказывать. А во-вторых, и в-главных – потому что Антон совершенно меня не понял бы. То есть он задал бы мне вопрос, который я сама себе задавала: зачем я в это во все влезла? Но одно дело самой себе вопросы задавать, а совсем другое – когда тебе задает их человек, от которого ты ждешь сочувствия и понимания. Это совершенно разные вещи, совершенно не одно и то же.
От самой глубокой грусти меня спасла необходимость предпринимать неимоверные усилия. А именно: позвонить Тимофею и Ирке. Я уже было собралась идти гулять с Мотькой (чтобы конспиративно позвонить интересующим меня объектам), когда на кухне появился Антон и молча протянул мне мой телефон.
Звонила Инга. Я обрадовалась ее звонку – он избавил меня от тягостного общения с Антоном.
Инга в который раз рассказывала мне горестную историю своей жизни, а я пыталась сконцентрировать свое внимание на обстоятельствах борьбы с мафией. Абсолютно не хотелось с ней, с мафией, бороться. Что она мне, собственно, сделала, эта мафия? Лично мне – ничего. К тому же она бессмертна, как известно. И какой смысл с ней бороться?
И тут мне пришла в голову спасительная мысль. А я с ней, с мафией, и не борюсь. В мою компетенцию входит просто предупредить людей, что им грозит опасность. Просто предупредить. Ну, и попросить написать заявление в полицию. Все. И это вполне в моих силах. Никто же не заставляет меня кидаться грудью на амбразуру.
Настроение заметно поднялось.
Хлопнула входная дверь. Антон ушел. Не попрощавшись. Я тяжело вздохнула. Видимо, это совпало с особенно слезным пассажем Инги, потому что она проговорила сквозь рыдания:
– Только ты меня понимаешь, – мы, конечно, уже перешли на «ты». А как тут не перейти – в период таких доверительных отношений?
Инга еще какое-то время говорила со мной. Вернее, она говорила сама с собой. Но это было – неважно. Ни для нее, ни для меня.
После того как кто-то покопался в моей машине, у меня, разумеется, развилась легкая паранойя. Но после пришедшей ко мне счастливой мысли, что я вовсе не борюсь с мафией, факт возможной слежки был уже не так остро важен. Понятно, что за нами за всеми следят. Вон, некоторые даже камеру в компьютере пластырем заклеивают.
А некоторые люди не могут, например, работать водителями троллейбуса – им кажется: если они сидят на возвышении и в стекле – на них все смотрят. И их это волнует. Сбивает с толку, не дает сосредоточиться на правилах дорожного движения.
Я легко могла б работать водителем троллейбуса – мне не кажется, что на меня все смотрят. А если и смотрят – меня это не очень волнует. Но все же не до такой степени, чтобы не реагировать на чье-то копание в моей машине. Я нервничала.
Тимофей по-прежнему не откликался. Ирка тоже. Я поехала по третьему адресу. Квартира находилась где-то у чертей на куличках, почти у МКАД. Поэтому я поехала на машине.
ebooksa