– Конечно, – обрадовалась я, – конечно, надо думать уже о сегодняшнем дне! У тебя все еще впереди, Инга! Все будет хорошо, вот посмотришь!
– …И еще его подлость была в том, что он ни разу не сказал мне: Инга, тебе надо кем-то становиться здесь, тебе надо что-то делать. Ему было удобно то, что я – содержанка. Мне, правда, это тоже было удобно. В этом моя ошибка. Но я должна, должна была понять, что ему удобно то, что я – содержанка. И насторожиться! Взбивать сметану. Но он не сказал. Подлый, подлый… Я принимала его подлость за заботу. Это так хорошо, когда о тебе кто-то заботится.
– Да, – эхом отозвалась я.
…Я это очень хорошо понимала. Я бы сейчас тоже хотела, чтобы обо мне кто-то заботился. Но – некому. Антон… О нем даже думать не хотелось. А ведь когда-то была и радость в нашей с ним жизни….
– Я вернулась в социум через двадцать лет, – говорила Инга скорее себе, чем мне, – в нем теперь очень много фальшивых людей… Спасибо тебе, Ольга. Ты – человек. Ты все это слушаешь. И даже сочувствуешь мне.
– Когда ты вернешься в Москву, мы будем дружить.
– Да, – эхом отозвалась Инга.
– Инга, надо написать заявление в полицию. Чтобы тебя признали потерпевшей, чтобы злодей ответил за все!
– Злодеи господствуют на свете, – сказала Инга мрачно.
– Так надо с этим бороться!
– Я не буду. У меня нет сил.
– Но ты только напиши заявление, а бороться будут правоохранительные органы!
– А, ты об этом… Нет, я не буду писать никаких заявлений.
– Почему?
– Мне не до этого. Знаешь ли ты, как тяжело пережить предательство? И возможно ли вообще его пережить?..
…Котенок опять сидел на книжной полке, спасаясь неизвестно от кого.
– Антон, – снова попыталась я наладить отношения.
Но безуспешно. Антон молча собрался и ушел.
Я вдруг почувствовала себя абсолютно беспомощной. Можно даже сказать, беспомощность моя встала передо мной во весь свой исполинский рост и злобно, скалясь, смотрела на меня. Глазами Антона. Недоброжелательными глазами Антона.
Но надо все же как-то функционировать. И я набрала секретный Иркин телефон. На этот раз он отозвался.