– Давай, – Ирка выдернула у меня из рук удостоверение личности (государственного образца!), – кто там разбираться будет? На крайняк скажу, что была толстая, а теперь привела себя в порядок.
– Я – не толстая. Я – круглолицая.
– Если тебе от этого легче – пусть будет так.
Мы с Матильдой вернулись домой. Я сразу почувствовала: в доме разлито напряжение.
– Антон! – робко позвала я.
Ответом мне было молчание. Я прошла на кухню. Антон смотрел в окно. Спина мужа выражала крайнюю степень подавленности. На столе лежала моя записка. О, черт! Я забыла о ней! Черт, черт, черт…
В какой-то умной (а может быть, и неумной) книге я прочла про то, что если виноват – ни в коем случае не надо оправдываться, – это усугубляет. Вполне вероятно, что мне все же как-то удалось бы успокоить Антона. Но я патологически не умею врать, а правду сказать я не могла – Ирке обещала не разглашать.
– Что случилось? – с фальшивым недоумением спросила я.
Антон повернулся и потряс перед моими глазами моей же запиской:
– Ты не ночевала дома!
– Я ночевала! – слабым голосом возразила я.
– Ты не умеешь заметать следы, – саркастично заметил муж, – я звонил Кике. Ирка – в Египте.
– Вот видишь, – попыталась уцепиться я, – и я никак не могла уехать на встречу с ней! Тем более так быстро вернуться.
– Не надо принимать меня за дурака! – грозно предупредил Тоша.
– За какого дурака? Я вообще не знаю, где ты взял эту записку! Старая какая-то валялась здесь… Может, Мотька вытащила откуда-то…
– …И на стол положила.
– Сквозняком занесло, – отмахнулась я, – откуда я знаю…
Я решительно продвинулась к плите.
– Тебе кофе сварить?
Антон посмотрел на меня с нескрываемым ужасом. Молча развернулся. Через минуту хлопнула входная дверь.