[591] Вдумавшись в основную причину вашего отвращения к вспомогательному использованию гипноза (или полугипноза; глубина не имеет значения) при лечении внушением (которым, как вы говорите, волей-неволей пользуется каждый врач и каждый терапевтический метод, как бы он ни назывался), я, наконец, понял, что именно вызывает у вас неприятие. В сущности, это не что иное, как так называемый перенос на врача, избежать которого не можете ни вы, с вашим чисто психоаналитическим подходом, ни все остальные. В действительности он играет важнейшую роль в успехе лечения. Вы требуете, чтобы психоаналитик отвечал за чистоту своих рук – здесь я безоговорочно согласен. Это логично. Но разве психотерапевт, прибегающий к гипнозу, больше заслуживает звания «авгура», нежели тот, который пользуется неизбежным «переносом на аналитика» в терапевтических целях? И в том, и в другом случае мы полагаемся на веру как на целительный фактор. Что же касается чувств, которые пациент – будь то мужчина или женщина – испытывает к аналитику, то разве на заднем плане нет ничего, кроме сознательного или бессознательного сексуального желания? Во многих случаях вы, безусловно, правы; некоторые женщины достаточно откровенны и могут признаться, что начало гипноза сопровождалось у них сладострастным ощущением. Но это не всегда так – иначе как бы вы объяснили чувство, например, птицы, которую гипнотизирует змея? Конечно, вы скажете, что здесь преобладает чувство страха, представляющее собой инверсию либидо, тогда как в гипнотическом состоянии, которое охватывает самку перед тем, как она уступит самцу, главенствует чистое
[592] Как бы то ни было, из ваших трех примеров я не могу вывести никакого этического различия между «восприимчивостью к внушениям гипнотизера» и «переносом на аналитика», которое бы исключало возможное сочетание гипноза с психоанализом в качестве вспомогательного средства. Вы спросите, почему я так крепко держусь за гипноз или, скорее, гипнотическое состояние. Дело в том, что я убежден: некоторых пациентов можно излечить гораздо быстрее гипнозом, чем исключительно психоаналитическим методом. Например, всего за пять-шесть сеансов я полностью излечил пятнадцатилетнюю девочку, страдавшую
[593] Возможно, мне следовало выявить психоаналитические связи между энурезом и ее психосексуальной диспозицией, растолковать их ей и т. д., но я не имел возможности этого сделать. Девочка могла посвятить лечению только короткие пасхальные каникулы, поэтому я просто загипнотизировал ее, и проблема исчезла.
[594] Во время психоанализа я использую гипноз, чтобы помочь пациенту преодолеть «сопротивление».
[595] Кроме того, я использую полугипноз в сочетании с психоанализом для ускорения стадии «реконструкции».
[596] Приведу пример. Некая пациентка, страдавшая манией мытья рук, была направлена ко мне после годичного психокатартического лечения у доктора X. Ранее ей уже объяснили символический смысл ее действий, однако во время «абреакции» предполагаемых детских травм она сильно разволновалась, ибо убедила себя посредством самовнушения, что слишком стара для излечения, что не видит никаких «образов» и т. д. Я использовал гипноз с двоякой целью. Во-первых, я стремился уменьшить частоту мытья рук – то есть «избавить ее от чувства тревоги», а во-вторых, научить поднимать предметы с пола и после этого не бежать к крану.
[597] С учетом этих соображений я буду чрезвычайно признателен, если вы, согласившись глубже вникнуть в этот вопрос, приведете более убедительные причины, почему гипнотический метод заслуживает осуждения, и объясните, как обойтись без него или чем его заменить в подобных случаях. Если вы убедите меня, я откажусь от гипноза, как это сделали вы; но то, что убедило вас, пока не убедило меня.
[598] Перехожу к другому важному вопросу, о котором вы упомянули: за невротическими фантазиями всегда (или почти всегда) скрывается моральный конфликт, относящийся к сфере настоящего. Это мне совершенно ясно. Исследование и терапия совпадают; их задача состоит в том, чтобы отыскать причины и рациональное решение конфликта.
[599] Хорошо – но всегда ли можно найти рациональное решение? «Соображения целесообразности» слишком часто преграждают путь, варьируя в зависимости от пациентов (дети, девушки и женщины из «благочестивых» – лицемерных! – католических или протестантских семей). Опять этот проклятый оппортунизм! Совершенно прав был мой коллега, когда решился сексуально просветить одного молодого француза, предававшегося мастурбации. Но тут, словно одержимая, в кабинет влетела бабушка, типичная ханжа, и произошла весьма неприятная сцена. Как действовать в этих и подобных случаях? Что делать в случаях нравственного конфликта между любовью и долгом (конфликтов в браке) – или вообще между инстинктом и моральным долгом? Что делать, если девушка с истерическими или тревожными симптомами нуждается в любви, но не имеет возможности выйти замуж или не может найти подходящего мужчину, и, будучи из «хорошей семьи», желает остаться целомудренной? Попытаться избавиться от симптомов внушением? Но это неправильно, коль скоро мы знаем способ лучше.
[600] Как примирить две совести: совесть человека, который не хочет ограничивать свою верность истине
[601] …Признаться, вы поставили меня в несколько затруднительное положение своим вопросом во вчерашнем письме. Вы совершенно точно определили дух, которым продиктовано мое последнее послание. Я рад, что этот дух признаете и вы. Мало кто может похвастаться таким либерализмом. Я бы обманывал себя, если бы мнил себя практикующим врачом. Прежде всего, я исследователь, а потому мое отношение ко многим проблемам несколько иное. В своем последнем письме я намеренно оставил без внимания практические потребности врача, главным образом для того, чтобы показать вам, на каких основаниях можно отказаться от гипнотической терапии. Дабы предупредить возможные возражения, скажу сразу, что я отказался от гипноза не потому, что не желал иметь дела с базовыми силами человеческой психики, а потому, что хотел бороться с ними прямо и открыто. Осознав, какие силы играют роль в гипнозе, я отказался от него, ибо стремился избавиться от всех косвенных преимуществ этого метода. Мы, психоаналитики, – да и наши пациенты тоже – ежедневно убеждаемся в том, что работаем не с «переносом на аналитика»[144], а
[602] Как следует из вашего письма, мы с вами солидарны в отношении теоретического аспекта лечения внушением. Стало быть, мы можем приступить к следующей задаче, а именно достижению согласия по практическим вопросам. Ваши замечания по поводу дилеммы врача – быть ему магом или ученым – подводят нас к самой сути проблемы. Я стараюсь не быть фанатиком, хотя есть немало тех, кто обвиняет меня в фанатизме. Я ратую лишь за признание методов исследования и их результатов, а не за применение психоаналитических методов любой ценой. Я достаточно долго был практикующим врачом, чтобы понимать: практика подчиняется и должна подчиняться иным законам, нежели поиск истины. Можно даже сказать, что практик в первую очередь должен подчиняться закону целесообразности. Со стороны исследователя было бы в высшей степени несправедливо обвинять практика в том, что он не использует «единственно верный» научный метод. Как я писал в своем последнем письме, «истина есть истина, когда она работает». Впрочем, и практик не должен упрекать исследователя, если в своих поисках истины и новых, быть может лучших, методов он пробует необычные процедуры. В конце концов, главный удар примет на себя не практик, а исследователь и, возможно, его пациент. Практик должен, конечно, использовать те методы, которые он умеет применять с наибольшей пользой и которые дают ему сравнительно лучшие результаты. Мой либерализм, как видите, распространяется даже на христианскую науку. Однако я считаю совершенно неприемлемым, чтобы Франк, практикующий врач, бросал тень на исследования, в которых он не участвует, – на то самое направление, которому он обязан своим собственным методом. На мой взгляд, научному сообществу давно пора перестать воспринимать всякую новую идею в штыки. Никто не требует от Франка и его
[603] Как видно по моим собственным случаям «исцеления», я вовсе не сомневаюсь в действенности внушения. У меня просто возникло чувство, что я мог бы найти нечто лучшее. Эта надежда была оправдана. Не вечно же должно быть так, как говорит Фауст:
[604] Признаться, на вашем месте и я бы частенько испытывал затруднения, если бы полагался исключительно на психоанализ. Я с трудом могу представить себе общую практику, особенно в лечебнице, без каких-либо вспомогательных средств, кроме психоанализа. Правда, в цюрихской клинике Бирхера[147] принцип психоанализа приняли по крайней мере несколько ассистентов, но там на пациентов оказывается и целый ряд других важных просветительских влияний, без которых, вероятно, дела бы шли гораздо хуже. В моей собственной сугубо психоаналитической практике я часто сожалею о том, что не могу воспользоваться другими методами, которые, естественно, доступны в любом учреждении, но только, конечно, в особых случаях, когда сталкиваюсь с неконтролируемыми, неподготовленными пациентами. Кто из нас рискнет утверждать, что открыл панацею? В некоторых случаях психоанализ работает хуже, чем любой другой метод. Но ведь никто не говорит, что психоанализ должен использоваться всегда и везде. Только фанатик может придерживаться подобной точки зрения. Для психоанализа пациентов следует выбирать. Случаи, кажущиеся мне неподходящими, я без колебаний направляю к другим врачам. На самом деле это происходит не так уж часто, потому что пациенты отфильтровываются сами. Те, кто обращается к психоаналитику, обычно знают, почему они обращаются именно к нему, а не к кому-то другому. Кроме того, для психоанализа идеально подходят многие невротики. В таких вопросах необходимо избегать всякого схематизма. Глупо биться головой о кирпичную стену. Какой метод будет использоваться – простой гипноз, или катартическое лечение, или психоанализ, – зависит от случая и предпочтений врача. Каждый врач добивается наилучших результатов с помощью инструмента, которым владеет лучше всего.
[605] Впрочем, за некоторыми исключениями, я должен сказать, что для меня, как и для моих пациентов, психоанализ работает лучше, чем любой другой метод. Это не просто вопрос чувства; по опыту я знаю, что психоанализ может помочь многим пациентам, невосприимчивым ко всем другим методам лечения. Я знаю, что многие мои коллеги пришли к аналогичному заключению, даже те, кто занимается исключительно практикой. Маловероятно, чтобы в корне неполноценный метод пользовался столь большой поддержкой.
[606] Применяя психоанализ в подходящем случае, аналитик
[607] Если внешнее решение возможно, психоанализ не нужен; но если требуется решение внутреннее, перед нами встает особая задача психоанализа. Конфликт между «любовью и долгом» должен разрешаться на том уровне характера, где «любовь и долг» уже не противопоставляются друг другу. Точно так же следует разрешать распространенный конфликт между «инстинктом и общепринятой моралью» – с учетом обоих факторов. Последнее, опять-таки, возможно только через изменение характера. К этому изменению и стремится психоанализ. В таких случаях внешние решения хуже, чем полное отсутствие решений. Естественно, по какому пути в конечном счете следует пойти врачу и каков его долг, зависит от практической целесообразности. Я рассматриваю вопрос о совести – должен ли врач оставаться верен своим научным убеждениям – как второстепенный по сравнению с гораздо более важным вопросом о том, как он может наилучшим образом помочь больному. При случае доктор
ebooksa