Фрейд и психоанализ

[657] Вы знаете, что Фрейд рассматривает перенос как проекцию инфантильных фантазий на аналитика. В этом смысле это инфантильно-эротические отношения. Однако если смотреть со стороны и поверхностно, то эти отношения далеко не всегда выглядят как инфантильно-эротические. До тех пор, пока речь идет о так называемом положительном переносе, вы можете, как правило, без особого труда распознать инфантильно-эротическое содержание переноса. Но если это так называемый отрицательный перенос, то вы не видите ничего, кроме яростных сопротивлений, которые иногда облачаются в теоретические, кажущиеся критическими или скептическими, формы. В определенном смысле определяющим фактором в этих отношениях является отношение пациента к авторитету, то есть в конечном счете к своему отцу. В обеих формах переноса пациент относится к аналитику так, как если бы он был отцом – либо с любовью, либо с враждебностью. Согласно этому взгляду на перенос, он действует как сопротивление, как только встает вопрос о разрешении инфантильной установки. Но от этой формы переноса необходимо избавиться, ибо конечной целью анализа является нравственная автономия пациента.

[658] Высокая цель, скажете вы. Действительно, высокая и далекая, но все же не такая уж далекая, ибо она соответствует одной из главенствующих тенденций нашей ступени цивилизации – стремлению к индивидуализации, которое могло бы служить девизом всей нашей эпохи. (Ср.: Мюллер-Льер, «Семья».) Любой, кто не верит в эту конечную цель, но все еще придерживается старого научного каузализма, естественно, будет стремиться убрать из переноса только враждебный элемент и позволит пациенту сохранить позитивное отношение к отцу в соответствии с идеалами прошлой эпохи. Как известно, католическая Церковь является одной из самых мощных организаций, основанных на этой тенденции. Не сомневаюсь, что многие чувствуют себя счастливее, находясь под давлением других, нежели будучи вынужденными к самодисциплине (ср.: Шоу, «Человек и Сверхчеловек»). Тем не менее мы причинили бы нашим невротическим пациентам тяжкий вред, если бы пытались загнать их всех в категорию подневольных. Среди невротиков немало таких, которые не нуждаются в напоминаниях о своих социальных обязанностях и обязательствах, но скорее рождены быть носителями новых культурных идеалов. Они невротичны до тех пор, пока склоняются перед авторитетом и отказываются от предназначенной им свободы. Пока мы будем смотреть на жизнь только ретроспективно, как это делают в своих психоаналитических трудах представители венской школы, мы никогда не воздадим должное этим людям и никогда не принесем им долгожданного освобождения. Ибо тем самым мы учим их быть послушными детьми и укрепляем те самые силы, которые и вызвали болезнь, – консервативную отсталость и подчинение авторитету. До определенного момента этот путь оптимален для людей, страдающих инфантильной непокорностью и еще неспособных приспособиться к авторитету. Но импульс, выталкивающий других из консервативных отношений к отцу, ни в коем случае не есть инфантильное стремление к неподчинению; это мощное влечение к развитию собственной личности. Вытекающая из этого борьба – их императивный долг. Психология Адлера гораздо лучше отражает эту ситуацию, нежели психология Фрейда.

[659] Для одного типа людей (инфантильно-бунтарского) положительный перенос – это прежде всего важное достижение, имеющее целительное значение; для другого (инфантильно-послушного) – опасный шаг назад, удобный способ уклонения от выполнения жизненных обязанностей. Для пациентов первого типа отрицательный перенос означает неподчинение и, следовательно, шаг назад, уклонение от жизненных обязанностей, для пациентов второго типа – это шаг вперед, имеющий целительное значение. (О двух типах см. «Защиту и повиновение» Адлера в «Монатшефте фюр педагогик унд шульполитик», VIII, 1910.)

[660] Как видите, в разных случаях перенос следует оценивать по-разному.

[661] Психологический процесс переноса – будь то положительный или отрицательный – заключается в «инвестировании либидо» в личность аналитика; иными словами, он наделяется эмоциональной ценностью. (Как вы знаете, под либидо я подразумеваю в значительной степени то, что древние подразумевали под космогоническим принципом Эроса, или, говоря современным языком, «психическую энергию».) Пациент связан с аналитиком нитями привязанности или сопротивления и не может не следовать и не имитировать его психическую установку (эмпатия). При всем своем желании и при всем своем техническом мастерстве аналитик не может этому помешать, ибо эмпатия действует решительно и инстинктивно, несмотря на сознательное суждение, пусть даже самое уверенное. Если сам аналитик невротичен и недостаточно приспособлен к требованиям жизни или своей собственной личности, пациент скопирует этот дефект и отразит его в собственных установках: к чему это приведет, можете себе представить.

[662] Посему я не могу рассматривать перенос только как проекцию инфантильно-эротических фантазий. Безусловно, с одной стороны, так оно и есть, но я также вижу в нем, как я уже отмечал в предыдущем письме, процесс сопереживания и адаптации. С этой точки зрения инфантильно-эротические фантазии, несмотря на их неоспоримую реальность, выступают скорее как средство сравнения или аналогические образы для чего-то еще не понятого, нежели как самостоятельные желания. На мой взгляд, именно в этом кроется истинная причина их бессознательности. Пациент пытается нащупать правильное отношение к аналитику путем сравнения и аналогии со своими инфантильными переживаниями. Неудивительно, что в поисках подходящей формулы он возвращается к самым интимным отношениям своего детства, ибо отношение к аналитику так же интимно и несексуально, как отношение ребенка к родителям. Это последнее отношение – ребенка к родителю, – которое христианство установило как символическую формулу человеческих отношений вообще, помогает пациенту восстановить то непосредственное чувство человеческой общности, которое было уничтожено вторжением сексуальных и социальных оценок (оценок с точки зрения власти и т. д.). Сугубо сексуальные и другие более или менее примитивные и варварские оценки противодействуют прямым, чисто человеческим отношениям, что влечет за собой закупорку либидо, которая легко может привести к невротическим формациям. Анализируя инфантильное содержание трансферентных фантазий, пациент вспоминает свои детские отношения, которые, лишенные своих инфантильных качеств, дают ему ясное представление о непосредственных человеческих отношениях, выходящих за рамки чисто сексуальных оценок, и т. д. На мой взгляд, было бы ошибкой ретроспективно толковать детские отношения как исключительно сексуальные, хотя известной доли сексуальности в них нельзя отрицать.

[663] Подводя итоги, о положительном переносе я бы хотел сказать следующее: либидо пациента привязывается к личности аналитика в форме ожидания, надежды, интереса, доверия, дружбы и любви. Перенос сначала вызывает проекцию инфантильных фантазий, часто с преимущественно эротическим оттенком. На этой стадии она, как правило, носит явно сексуальный характер, хотя сексуальная составляющая остается относительно бессознательной. Тем не менее этот эмоциональный процесс служит мостом для более высокого уровня эмпатии, посредством которого пациент осознает несостоятельность своей собственной установки через признание установки аналитика, которая представляется адаптированной к требованиям жизни и нормальной. Через воспоминания о детских отношениях пациенту показывают путь, ведущий к отказу от вспомогательных, сугубо сексуальных или властных ценностей, приобретенных в период полового созревания и подкрепленных социальными предрассудками. Этот путь ведет к чисто человеческим отношениям и к близости, основанной не на сексуальных факторах или власти, а на ценности личности. Это тот путь к свободе, который аналитик должен указать своему пациенту.

[664] Не стану скрывать, что акцент на сексуальных ценностях не поддерживали бы так упорно, если бы они не играли столь важной роли в том периоде жизни, в котором размножение имеет первостепенное значение. Открытие ценности человеческой личности следует приберечь для более зрелого возраста. Для молодых людей поиск личностных ценностей часто является предлогом для уклонения от выполнения своего биологического долга. И наоборот, преувеличенное стремление пожилого человека к сексуальным ценностям молодежи есть не что иное, как недальновидное и часто трусливое уклонение от исполнения долга, требующего признания ценности личности и подчинения иерархии культурных ценностей. Молодой невротик боится расширения жизненных обязанностей, старый – истощения приобретенных им сокровищ.

[665] Этот взгляд на перенос, как вы могли заметить, тесно связан с принятием биологических «обязанностей». Под ними я подразумеваю тенденции или детерминанты, которые продуцируют у человека культуру с той же логикой, с какой у птицы – искусно сплетенное гнездо, а у оленя – рога. Чисто каузальные, чтобы не сказать материалистические, взгляды последних десятилетий стремятся объяснить все органические образования как реакцию живой материи. Хотя с эвристической точки зрения подобное направление исследований имеет несомненную ценность, всякое объяснение сводится лишь к более или менее хитроумному откладыванию и минимизированию проблемы. Могу напомнить вам о замечательной критике Бергсона по этому вопросу. Внешние причины могут объяснить реакцию лишь наполовину, другая же половина обусловлена особыми свойствами самой живой материи, без которых специфическая реакция невозможна вообще. Мы должны применить этот принцип и в психологии. Психика не просто реагирует, она дает свой собственный специфический ответ на внешние воздействия, причем по меньшей мере половина результирующего образования полностью обусловлена психикой и присущими ей детерминантами. Культуру никогда не следует понимать как реакцию на окружающую среду. Это поверхностное объяснение можно смело оставить в прошедшем столетии. Именно эти детерминанты выступают в качестве психологических императивов, и мы ежедневно убеждаемся в их непреодолимой силе. То, что я называю «биологическим долгом», тождественно этим детерминантам.

[666] В заключение я должен затронуть еще один вопрос, который, по-видимому, вызывает у вас беспокойство, а именно вопрос нравственный. У наших пациентов мы наблюдаем столько так называемых аморальных импульсов, что психотерапевт невольно задумывается: что было бы, если бы все эти желания были удовлетворены? Из моих предыдущих писем вы могли понять, что к этим желаниям не следует относиться слишком серьезно. В основном это бесконечно преувеличенные требования, которые выдвигаются на первый план запруженным либидо пациента, обычно помимо его воли. Канализации либидо в русло простых жизненных обязанностей в большинстве случаев достаточно, чтобы свести давление этих желаний к нулю. Однако в некоторых случаях, как известно, «аморальные» тенденции не устраняются анализом, а проявляются все более и более явственно, пока не становится очевидным, что они принадлежат к биологическим обязанностям индивида. Это особенно верно в отношении определенных сексуальных требований, направленных на индивидуальную оценку сексуальности. Это не вопрос патологии, это социальный вопрос сегодняшнего дня, который настоятельно требует этического решения. Для многих работа над практическим решением этого вопроса – биологический долг. (Природа, как мы знаем, не довольствуется теориями.) В наши дни отсутствует подлинная сексуальная мораль – есть только легалистическое отношение к сексуальности; точно так же в Средние века не существовало подлинной этики стяжательства, а только предрассудки и легалистическая точка зрения. Мы еще не доросли до того, чтобы различать моральное и аморальное поведение в сфере сексуальной свободы. Последнее находит ясное выражение в традиционном отношении к незамужним матерям. Всем этим отвратительным лицемерием, наплыву проституции и распространением венерических заболеваний мы обязаны варварскому, сугубо юридическому осуждению некоторых видов сексуального поведения и нашей неспособности развить более тонкое моральное чувство и понимание огромных психологических различий, существующих в области сексуальной свободы.

[667] Существование этой чрезвычайно сложной и значимой современной проблемы поможет вам понять, почему среди наших пациентов оказывается столько людей, которые в силу своих духовных и социальных дарований определенно призваны принимать активное участие в развитии цивилизации – такова их биологическая судьба. Никогда нельзя забывать, что то, что сегодня кажется нам моральной заповедью, завтра будет брошено в плавильный котел и преобразовано с тем, чтобы в ближайшем или отдаленном будущем послужить основой для новых этических образований. История цивилизации должна была научить нас тому, что формы нравственности принадлежат к категории преходящих явлений. Необходим тончайший психологический такт, чтобы помочь этим чувствительным натурам не только обойти опасный угол инфантильной безответственности, лености или распущенности, но и ясно увидеть возможность морально автономного поведения. Пять процентов на ссуженные деньги – справедливый процент, двадцать процентов – подлое ростовщичество. Этот подход следует применить и к сексуальному поведению.

[668] Таким образом, есть много невротиков, чья внутренняя порядочность мешает им быть заодно с современной моралью и которые не могут приспособиться, пока в моральном кодексе имеются пробелы. Заполнение этих пробелов – насущная потребность нашего века. Мы обманываем себя, если думаем, будто многие замужние женщины невротичны только из-за сексуальной неудовлетворенности, или из-за отсутствия подходящего мужчины, или из-за инфантильной сексуальной фиксации. Во многих случаях истинная причина заключается в том, что они не могут осознать стоящую перед ними культурную задачу. Мы все слишком рьяно придерживаемся психологии «ничего кроме»; иными словами, мы все еще воображаем, будто новое будущее, которое стучится в дверь, можно втиснуть в рамки того, что уже известно. Как следствие, люди видят только настоящее, но не будущее. Провозглашение христианством ориентации на будущее как пути к спасению и искуплению имело глубокое психологическое значение. В прошлом ничего нельзя изменить, в настоящем можно изменить мало, но будущее принадлежит нам; только оно способно придать максимальную насыщенность и глубину жизни человека. Нам лично принадлежит лишь краткий миг молодости, все остальное принадлежит нашим детям.

[669] Таким образом, ваш вопрос об утрате веры в авторитет разрешается сам собой. Невротик болен не потому, что потерял прежнюю веру, а потому, что еще не нашел новой формы для своих лучших устремлений.

XIII

Предисловия к сборнику «„Избранные статьи…“ по аналитической психологии»

Опубликованы в сборнике «Collected Papers on Analytical Psychology» под ред. д-ра К. Э. Лонг (Лондон и Нью-Йорк, 1916; 2-е изд., 1917). По всей вероятности, предисловия были написаны на немецком языке и переведены на английский язык д-ром Лонг. Немецкие рукописи текстов не обнаружены; для настоящей публикации тексты были переведены на немецкий К. Тиле-Дорманном.

Предисловие к первому изданию

[670] В этом сборнике собраны статьи и брошюры по аналитической психологии, написанные с некоторыми интервалами в течение последних четырнадцати лет[155]. Эти годы ознаменовались развитием новой отрасли науки и, как это обычно бывает в подобных случаях, повлекли за собой многочисленные изменения во взглядах, понятиях и формулировках.

[671] В мои намерения не входит изложение фундаментальных концепций аналитической психологии. Тем не менее эта книга проливает некоторый свет на то направление мысли, которое особенно характерно для цюрихской школы психоанализа.

[672] Как известно, честь открытия нового аналитического метода общей психологии принадлежит венскому профессору Фрейду. Его первоначальные взгляды подверглись многочисленным трансформациям, отчасти под влиянием трудов цюрихской школы, хотя сам он не разделяет ее точку зрения.