Второе сердце

22
18
20
22
24
26
28
30

Главный инженер экспедиции ушел недавно в творческий отпуск — писать кандидатскую диссертацию, и исполнять его обязанности назначили Трофима. Одалживать работников техники безопасности (а Трофим был заместителем главного инженера по ТБ) на выполнение какой-либо работы не по прямому назначению не полагалось, но других замов у главного не было и выбирать начальству не пришлось.

Предстоящий день обещал быть не из легких: в девять — совещание у начальника экспедиции… В одиннадцать явится с проверкой инспектор Ленэнерго… Потом — поездка на загородную базу экспедиции… В четыре придет директор подшефной школы: опять заведет разговор о краске, о выделении на ремонт классов маляров-штукатуров… Полно дел! И всё — в ущерб твоему кровному делу!

«Надо будет посадить кого-нибудь пока в свое пустующее кресло. Задница у тебя одна!.. Кого бы только?.. Назначу старшим инженером по ТБ — и пусть крутится, помогает…»

На работе, однако, его ожидала срочная телеграмма, разом спутавшая все планы, отодвинувшая прочие дела.

«Понедельник съемочном вылете погибли бортоператоры Козлов Вадим Васильевич зпт Пичугин Дмитрий Сергеевич зпт аппаратура сгорела самолетом тчк Егорин».

3

В партию Трофим Корытов и его напарник, председатель комиссии по охране труда профкома экспедиции, Валентин Валентинович Бубнов добирались через Москву: необходимо было появиться в министерстве — получить на руки копию приказа о создании комиссии для расследования группового несчастного случая со смертельным исходом.

Столица полным ходом готовилась к открытию Олимпийских игр: докрашивала фасады зданий вдоль трассы, по которой автобус вез из аэропорта прилетевших, стригла на английский манер газоны, устанавливала замысловатые металлические конструкции — под лозунги, призывы, приветствия. За окном Золушкой, нарядившейся на бал, проплыла реставрированная церковь. Соседние многоэтажные коробки похожими на ее сестер не были.

Ускоренное броуновское движение пешеходов и транспорта в подогретой среде столицы, и особенно ее центра, утомило Корытова, как всегда, быстро и бесповоротно. Он раздраженно торопил тучного, неповоротливого Бубнова, едва передвигавшего затекшие, видимо, от долгого сидения в автобусе ноги, пытался тянуть за рукав плаща, но Валентин Валентинович был неуправляем: глазел по сторонам («Давно в Москве не бывал…»), покупал сигареты («Угощу приятелей «Явой»…»), пил газированную воду… Навязался попутчик!

Министерство находилось напротив зоопарка. Подходя к знакомому зданию, Корытов попытался вспомнить какую-нибудь из бесчисленных шуток остряков геологов по поводу сомнительного соседства своих высших чинов и не смог; хотел было обратиться за помощью к Валентину Валентиновичу, но вовремя удержался: дело, приведшее их сюда, на веселый лад не настраивало.

Предъявив на вахте командировочные удостоверения, они сдали в гардероб плащи, сели в лифт и минут через пять предстали пред ликом министерского шефа по технике безопасности.

Поздоровавшись за руку, шеф усадил их перед письменным столом, сел напротив в номенклатурное кресло и нахмурился:

— Не бережем людей, уважаемые товарищи, а? Не бережем…

Корытов, глядя на чернильный прибор, повел плечом:

— Нашей вины в гибели бортоператоров нет как будто… Сегодня ночью мне домой дозвонился начальник партии Егорин. Слышимость была отвратительная, но одно я понял определенно: виноват экипаж самолета.

— Мне тоже ночью звонили: тамошний главный технический инспектор ЦК профсоюза рабочих геологоразведочных работ, Прохоров — его фамилия, Иван Сазонтович. Непосредственно с ним вам и придется иметь дело при расследовании — он приказом министра назначен председателем комиссии… Действительно, виноваты как будто летчики. Самолет врезался в высоковольтную линию электропередач. А вот как и почему врезался — пока никто ума не приложит.

«Да, да, Егорин тоже что-то кричал про высоковольтку…»

— Так что — дело непростое, поработать вам придется… — Шеф поправил авторучку на чернильном приборе. — Погибшие семейными были?

Корытов кивнул.

— Дети?