Последняя возможность увидеть солнце

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не нравится? Вытаскивайте и валите отсюда. Почему я должен решать ваши проблемы?! – нервно рычит коммерсант.

– Ну, босс… – начинает другой.

– Закрыли пасти, кинули и работать! Обратно на точку! Иначе ляжете здесь же! – орет он на тех, кто в несколько раз больше него по комплекции.

– Вот оно! Наконец-таки началось! – думаю я, понимая, что выжидал этот момент не напрасно.

Двое кидают тело в могилу. Затем я его закапываю, а тех двух уже рядом нет. Только сын святого отца наворачивает круги и подгоняет меня.

– Ну, вот и хорошо. Вот так, значит, и поступим. А вон и твои сегодняшние друзья, – говорит он, указывая куда-то в сторону.

—–

Вечером первого дня в аду сынок святого грешника принес мне пакет бургеров и бутылку газировки.

– Несмотря ни на что, ты отлично потрудился, – говорит он. – Думаю, я начал понимать отца. Ты ценный сотрудник, хороший, если так можно выразиться, халдей, который ловит каждое слово и выполняет.

– Рад услышать эти лестные слова,– рад служить господу Богу нашему, – говорю я и окидываю стены храма взглядом.

– Да! Мы все дети божьи. Именно поэтому сейчас мы стоим под главным символом нашей веры, – говорит он, указывая на алтарь. – Я надеюсь, ты понимаешь, что наш Бог достоин роскоши и богатства, которое мы ему обеспечиваем?

– Да, – отвечаю я. – Конечно, сын святого отца этого дома божьего.

После этого мы выходим из здания. Я направляюсь в свое скромное жилище. Он остается на крыльце. Коммерсант кого-то ждет. Останавливаюсь и начинаю вытряхивать камешки из сапог. Таким образом я тяну время, чтобы увидеть, чтобы застать ожидаемого им человека.

Это девушка, молодая, красивая. Белые, как снег, волосы, белая, как снег, кожа и огненные веснушки на лице. Вот как она выглядит, эта девушка. Она будто бы явилась в этот мир из другого, похожего на наш, мира. Она подходит к коммерсанту, и пухлые губы впиваются в линии его губ. Он хватает ее за задницу. Делает это так, что и без того короткое платьице поднимается неприлично высоко, наполовину оголяя ягодицы.

После того, как эта сцена заканчивается, сын святого отца открывает двери храма, и они заходят внутрь. Я отправляюсь в лачугу, чтобы начать писать все это. Чтобы рассказывать историю не прошлого, но настоящего, окропленного прошлым, словно стена кровью после выстрела в голову.

Я – множество историй одной жизни. Я – белая стена с каплями крови и дерьма в виде опыта. Я – единица времени и пространства.

Сейчас я сижу в холодном домике и греюсь буржуйкой. Жру бургеры и заливаюсь шипучкой. Пишу заметки о том, каким я стал.

«А те помои, которыми кормит жирный ублюдок, они питательнее», – вот, о чем я думаю в этот момент.

Открываю глаза. Темная, холодная ночь в этом сером городе. Она больше похожа на липкую слизь, что медленно проникает в самые потаенные уголки людских мыслей, что заползает в сны.

Открываю глаза от непривычного для меня звука посреди ночи. Обычно я слушаю истерику ветра. Слушаю, как он разбивается о кресты и озлобленно свистит. Слушаю, как он плачет дождем. Слушаю, как воет снегом. Но здесь что-то другое.