– Так ты знаешь, что они планируют?
– Ты, мой ласковый, малость туповат. Эта шутка – шахматы. Мы в эндшпиле. Ты, прости Господи, – спёртая пешка. Против меня на доске пять тяжелых фигур. Союзников нет. Пат или мат. Всё же надеюсь на первое. 80% вероятности. А ты… Тебе… Спасибо тебе за… Мужество? Не доверяй засланцам. Будь честен.
И я, дурак осоловелый, вернулся в Моранью. Болван, болван, болванчик, кляйн марионетт!! Дубина… Как я мог, идиот, так заблуждаться? Колесо Сансары, неизбежность. Мне, дураку, уверовавшему, что я свободен, что я способен своими руками строить свою жизнь, ах, как подло расставить ловушку, а я, опьяненный тщеславием, угодил. Мне всегда быть скудоумным рабом. Заговорщики насмехаются, сколько ни барахтайся, сколько ни стремись отделаться от клейких пут, тобою будут управлять. Рок, судьба, кара, инфантилизм. Дважды разумная скотина. У меня на лбу написано, что я – лох, легкая мишень для мошенников. Безупречный Воин, Идеальный Убийца… И – кто? Я – кто?
Граждане, меня обокрали. Жестоко и без фантазии. Они попрали моё мертворожденную тщедушную самоуверенность. Оплеванный, сходил во ад. Не ждал пощады. Гаденыши посмеивались в темных закоулках. Скоро повылазят. И не подавить. Неумолимый Парад всё убыстряет темп. Не догнать даже, куда там. Никому невдомек, что у дубового Пьеро бывают кровавые, рваные раны. Заткните меня. Мууурун. Душные дни. Я выпотрошу мою память. Глядите. Пусть призраки адовых гончих растерзают её сахарные косточки.
Заговорщики так и светились подлым дружелюбием.
Никки: Чем же ты поможешь своему хозяину?
Шур: Он мне не хозяин.
Никки: Кто же – брат? Отец?
Шур: Мы – сокамерники, мы – двое каторжан, выжившие при кораблекрушении. Я могу спастись лишь следуя за ним, вцепившись в него. Он сильнее. Без него я утону.
Никки: А у него ты спросил, нужна ли ему такая ноша?
Шур: Мы увечны. По-одиночке нам никак. Я слеп, а он – безногий.
Никки: Хо! Я слыхал эту сказку! Помню, помню! А Григорашек – юноша-тыква!
Шур: За что вы меня наказываете? Ведь ты мог просто не пустить меня к нему. Зачем ты позволил мне с ним встретиться? Чтобы потом покарать?
Никки: Я должен был узнать, на чьей ты стороне, с ним или с нами, поэтому ничего тебе не запрещал. Всё по-честному. Ты сделал свой выбор. Ты – наш враг.
Ксандр больше не глядел на меня. Негромко отдал приказание:
«В цепи и в карцер. У нас есть еще семь с половиной часов. Господа, надо проверить, всё ли готово.»
2.2.Белый Шум: Moscow never sleeps
*потирает руки* да-да… Был зимний зябкий день…
В московском метро пана зажали в тиски, при каждом резком движении вагона чья-то сумка тяжело шлепала его пониже спины. На табло горела и мигала одинокая зеленая точка. В руках у Саши З. был пластиковый пакет СВЕЖИЕ ОВОЩИ. В пакете лежали деловые бумаги. Саквояж-таки пока у Арсенчика. Выглядел он сегодня не наилучшим образом. Грим самый обыкновенный, чтоб только-только скрыть мертвенную синеву лица. Одежда – из того, что Аиша когда-то перешила из вещей Дана Волкова. И лицо унылое, будничное, как будто подчиненное ритму города-миллионера.
Пан Заможски наворачивал круги по городу после того, как навестил друзей в подмосковном Энске, его вдруг остановила мысль, что ехать ему СЕГОДНЯ некуда и незачем… И остановила прям аккурат перед вывеской уютного места. Кафе над магазином с нотами и всем, что хоть как-то связано с музыкой. Столик в углу у окна, подальше ото всех. Можно втихаря наблюдать за городом, глядя на него сверху вниз. И думать… Каждый о своем…