– Не валяй мне дурочку. Сколько, ответь?
– Ппппятть?… Ой, нец, Сереженька… Семь?.. С какого момента?.. Ну, не злись, не злись, я прошу тебя!
Серый ругнулся себе под нос и замахал руками, призывая небо и Пророка в свидетели:
– Ты еще говоришь, с какого момента?! Ты?! Вот и мне тоже интересно, с какого. С кем, когда и при каких-таких обстоятельствах.
В тени беседки из розовых кустов тихонько ахнули. Быстро-быстро, пока Серый не ушел, пусть ругается, пусть кипит, но только не успел бы опомниться:
– Витька, сволочь! Это ведь тебе Витька-прокурор рассказал? Всё рассказал? Что он тебе рассказал?!
– Достаточно. На три тома уголовного дела.
Новые ахи, вздохи и стоны из розовых кустов. Серый испытующе ждал, расставив ноги в синих шлепках, как боксер на ринге. Закурил, почесал загорелую волосатую грудь через черную футболку с надписью БОСС. Поправил штаны "абибас". В лучах рассветного солнца сверкнула толстая золотая цепь на его бычьей шее. Виски седые, на подбородке щетина.
– Сережа… Я могу объясниться? Дай мне шанс!
– У тебя их было предостаточно. Все твои слова – ложь, я тебе больше не верю. Так водить меня за нос! Столько лет!
– Витька просто хочет нас рассорить, дорогой. Не слушай его, они с Викторией Николаевной давно на меня держат зуб. Я верну тебе всё, до копейки.
– А честь ты мне вернешь? А веру, а надежду? А?.. Партнеры не должны топить друг друга. Мы одно дело делаем или нет? Почему у тебя есть ещё какие-то левые источники, сделки, доли? Про черный день кубышка?! Какие секреты между нами? Сын шайтана и дочери ишака! Крыса! Лысый черт!
– Сереженька, вы оскорбили память моей матушки. Она была кристально честной и порядочной женщиной, работала всю жизнь на льняном комбинате.
– Но как у достойных родителей мог родиться ты, такой изворотливый мошенник?!
– Я … Я не мошенник.
От беседки с розами и виноградом наконец отделилась фигурка субтильного благообразного старичка в сером костюме. Его такое же сероватое личико было печально и выглядело вполне искренно сконфуженным. Он повторил тихо, почти шепотом, страшно шепелявя и прикрывая рот ладошкой, затянутой в лиловую перчатку:
– Я не мошенник, Серж. Перестраховщик? Возможно, не возражаю.
– Так признайся наконец уже, что ты просто вор!
– Я, пшепшам, чито-то украв у вас, мон шер?..
Старичок, казалось, попал в серьезный просак, места себе не находил от ужаса, что допустил просчет и оплошность.