Кармилла

– Я отложил для Планара десять тысяч франков, – сказал граф, коснувшись жилетного кармана.

– Ему этого хватит? – спросила леди.

– Черт бы его побрал! – завизжал граф. – У него что, совести нет? Я скажу ему, что это половина всей суммы.

Злоумышленники снова подошли ко мне и с тревогой всмотрелись в мое лицо. Старый граф опять принялся на чем свет стоит ругать Планара, то и дело поглядывая на часы. Графиня проявляла меньше нетерпения. Она села боком ко мне, так, чтобы не смотреть на меня. Профиль ее оказался прямо передо мной – странное дело, графиня была не похожа на себя, в лице ее появилось что-то темное, колдовское. Она походила на ведьму. При виде ее зловещего лица, с которого спала маска, последняя надежда покинула меня. Я был уверен, что эти грабители не остановятся перед убийством. Но почему они сразу не прикончили меня? Для чего тянут со злодеянием, которое в конечном счете позволит им уйти безнаказанными? До сих пор не могу воскресить в памяти неописуемые ужасы, через которые мне довелось пройти. Вообразите себе кошмар наяву – я имею в виду такой кошмар, в котором вам грозит настоящая опасность, а мучители, наслаждаясь вашими нечеловеческими терзаниями, оттягивают желанный миг телесной смерти. У меня не осталось сомнений относительно того, по чьей вине я впал в свое странное оцепенение.

Терзаемый страшными пытками, еще более мучительными оттого, что я не мог никак выразить своих страданий, я увидел, как дверь комнаты, где стоял гроб, медленно растворилась. На пороге стоял маркиз д’Армонвилль.

Глава 25. Отчаяние

На миг во мне вспыхнула надежда, неистовая и трепещущая, почти столь же мучительная, как моя чудовищная беспомощность, но при первых же словах графа я снова впал в глубокое отчаяние.

– Слава богу, Планар, наконец-то вы пришли. – Граф крепко вцепился в локоть вошедшего обеими руками и подвел ко мне. – Вот, взгляните. До сих пор все прошло гладко, гладко, лучше не бывает. Подержать вам свечу?

Мой друг д’Армонвилль, он же Планар, подошел ко мне, стянул перчатки и запихнул их в карман.

– Свечу сюда, – велел он и, склонившись надо мной, внимательно всмотрелся в мое лицо. Потрогал лоб, провел по нему ладонью и заглянул в глаза.

– Ну как, доктор, что вы думаете? – прошептал граф.

– Сколько вы ему дали? – спросил маркиз, внезапно низведенный до простого врача.

– Семьдесят капель, – ответила графиня.

– В горячем кофе?

– Да, шестьдесят в чашке горячего кофе и десять в ликере.

Мне показалось, что голос ее, низкий и твердый, слегка дрогнул. Не так-то легко победить собственный характер; внешние признаки волнения часто оказываются более стойкими, они сохраняются на лице еще долго после того, как погибнут все хорошие качества, что заложены в нас природой.

Доктор, однако, проявлял ко мне не больше жалости, чем к безымянному трупу, который вот-вот будет препарирован на потеху студентам.

Он снова заглянул мне в глаза, взял меня за руку и нащупал пульс.

– Сердечная деятельность остановилась, – сказал он про себя.

Потом он поднес к моим губам некий предмет, который я разглядел лишь мельком – он показался мне похожим на металлический щиток, каким ювелиры прокатывают золото в листки, – и отстранился, чтобы его собственное дыхание не замутило зеркальной поверхности.