Черная книга

22
18
20
22
24
26
28
30

«Нельзя самому…» – эта мысль буквально убивала черта.

Он обладал огромным упрямством и мог бы за год выбраться, выскользнуть, прогрызться и из более крупной передряги, но приказ Хозяина лишал его малейшей возможности к бегству.

Черт сел, обхватил голову руками и потихоньку завыл. Страдания черта становилось все больше и больше, едва ли не выворачивая его холодной тоской наизнанку.

«Чума на ваш дом!.. – повторял Джис. – Чума на ваш дом!»

20.

Эрмелинда выздоровела и первое, что она увидела утром, было улыбающееся личико Агнеты. В окно светило яркое солнце и лицо девочки, стоящей перед окном, сияло в ореоле света.

– Здравствуй, мама! – сказала Агнета.

Она подошла к Эрмелинде и поцеловала ее в щеку. Внутри Эрмелинды вдруг что-то оборвалось, и похороны Адала показались ей такими далекими, словно прошло уже несколько лет. Эрмелинда охотно заговорила с дочерью, но была еще слишком слаба, чтобы продолжать разговор долго.

Болезнь отступала медленно, словно нехотя и Эрмелинда встала на ноги только весной. Хозяйка Берингара стала строже, спокойнее, а если она и улыбалась, то эта улыбка была короткой и предназначалась либо Агнете, либо Киферу Тойцу. Обе, и Эрмелинда и Агнета, немного посмеивались над чудаковатым доктором, но эти насмешки были добродушны, легки и сам Тойц только ворчал в ответ, а иногда улыбался и сам.

Через три дня после похорон Адала умерла Грета Харман. Эрмелинде сообщили об этом значительно позже, когда она окончательно выздоровела. Хозяйка Берингара восприняла эту весть спокойно и только спросила, были ли достойными похороны матери ее мужа.

Жизнь в Берингаре снова изменилась… Она стала размеренной и тихой. Эрмелинда каждый день посещала могилу Адала и клала на нее букет свежих роз. Это было единственное время, когда она оставалась одна. Агнета никогда не сопровождала мать в эти скорбные для нее минуты. Было и еще одно исключение в общении матери и дочери: в их разговоре никогда не упоминалось имя рыцаря Готфрида.

Кифер Тойц увлекся изучением содержимого двух склянок, найденных им в комнате Готфрида. Не смея сказать о находке Эрмелинде, он сообщил о ней только Агнете.

Алхимия была любимым занятием Тойца. Но задача, с которой он столкнулся на этот раз, оказалась очень сложной.

– Понимаете, в чем дело, – объяснял Тойц девочке. – Я уверен, что в обоих сосудах одно и тоже вещество. Но я никогда не видел ничего более странного. Оно может и лечить и убивать. Я назвал его «инкогнито антидотум» – таинственное противоядие.

Неутомимый Кифер Тойц провел два десятка экспериментов в результате которых, во-первых, в округе значительно уменьшилось количество бродячих собак и кошек, а, во-вторых, некоторые из них, кому повезло остаться в живых, выздоровели от самых тяжелых болезней.

– Я дал одну каплю «инкогнито» кошке с парализованными задними лапами, – рассказывал Агнете Тойц. – Она выздоровела и родила шестерых котят. А в другом случае, полкапли «инкогнито» убили трех совершенно здоровых собак. Перед смертью у них налились кровью глаза, и они выли так, словно у них кипели мозги.

Эрмелинда в конце концов узнала об экспериментах Тойца. Не без основания побаиваясь, что доморощенный лекарь перейдет на эксперименты на людях, она запретила ему заниматься дальнейшим исследованием «инкогнито».

– Вы пытаетесь остановить развитие науки! – заявил баронессе обиженный Тойц. – Может быть, это и есть та легендарная панацея, о которой писали еще древние греки.

Эрмелинда нахмурилась и ответила, что от панацеи не умирают. Она приказала вылить остатки «инкогнито» в мусорное ведро в своем присутствии.

Тойц был вынужден подчиниться, но спрятал пустые склянки. Чуть позже, надеясь на то, что на стенках сосудов все еще осталось несколько капель «инкогнито» он заполнил их водой. А еще через неделю он дал выпить это лекарство молодой деревенской женщине с парализованной левой рукой. Женщина выздоровела, и Тойц едва не сошел с ума, во-первых, от радости за удачный эксперимент, а, во-вторых, от горя, ведь у него не осталось ни капельки «инкогнито». Переживания уложили старика в постель. Агнета навещала старика и терпела его многочисленные разглагольствования о науке изучения лунного света. Тойц утверждал, что лунный свет можно как воду собирать в стеклянные банки и с их помощью лечить слепоту. Но больше всего старик, конечно же, переживал за потерянное «инкогнито». Ему казалось, что он, как никто другой, был близок к открытию великой панацеи способной остановить и чуму, и моровую язву.