Стараниями горничной Элис и хозяйки миссис Сиверли, спустившейся ей на помощь, в столовой пансиона на Камберуэлл-Гроув накрыли поздний ужин.
К рисовому пудингу с патокой (из тех, что подают в сиротских приютах, дабы взрастить в воспитанниках смирение перед лицом жизненных невзгод и прочие унылые добродетели) никто из артистов не притронулся, и он медленно оплывал на блюде, теряя форму и покрываясь неаппетитной плёнкой. Жидкий картофельный суп тоже популярности у постояльцев не снискал, и миссис Сиверли, заметив это, поджала бескровные губы и осуждающе покачала головой, прикидывая, сумеет ли кухарка из остатков несъеденного ужина соорудить что-либо удобоваримое для завтрашнего обеда.
В столовой, чьи окна выходили на северную сторону, из-под плохо пригнанных рам сквозил ледяной воздух. Все кутались, во что могли, и время от времени с тоской поглядывали на пустой камин.
– Этот кошмарный холод нас всех угробит, – громко заявила Эффи Крамбл, не заботясь о том, слышит ли её хозяйка. Съев пару ложек супа, она решительно отставила тарелку и придвинула ближе к себе блюдо с золотистыми сардинами и ветчиной, которые по просьбе Филиппа прислали из лавочки, что за углом. – Прошлой ночью я к утру не чувствовала пальцев на ногах, так холодно было в комнате. Вам, мисс Адамсон, просто несказанно повезло, что в вашей комнате одно окно, а не два, как у меня, а не то бы вы тоже…
– Не стоит так налегать на ветчину, золотко, – Мамаша Бенни укоризненно поцокала языком и отодвинула блюдо подальше от Эффи, одновременно придвинув к ней коробку с диетическими крекерами.
Рукав её платья из тёмной шерстяной материи пополз вверх, обнажив запястье, и Оливии, сидевшей напротив гадалки, бросились в глаза синеватые отметины, выделявшиеся на бледной коже. Та, заметив её взгляд, мгновенно натянула ткань до самых кончиков пальцев и опустила руки на колени.
Громко, чтобы все слышали, миссис Сиверли отдала Элис приказание разжечь камин в гостиной и принести туда поднос с чайником и чашками. От перспективы согреться наконец у огня все оживились.
– А нельзя ли подать к чаю, миссис Сиверли, того чудесного печенья, что вы испекли сегодня днём? – заискивающе спросила Лавиния Бекхайм. – Вы просто мастерица! У меня никогда не получалось испечь печенье с такой хрустящей и румяной…
– Сожалею, мисс Бекхайм, но печенье предназначается для несчастных страдальцев, к которым жизнь вовсе не так благосклонна, как к нам с вами, – хозяйка пансиона строго пресекла комплименты её кулинарному мастерству, а после, немного смягчившись, добавила: – Весь секрет в том, чтобы использовать качественное сливочное масло. Только масло, никакого маргарина. Но не стоит забывать, что роскошь, – она обвела руками и стол, заставленный сероватым, «замытым» фарфором со скудным ужином, и не слишком чистую столовую со старомодной мебелью, освещённую тусклым светом настенных ламп, – доступна далеко не каждому. Многие, очень многие, мисс Бекхайм, не имеют в этот зимний вечер не то что сытного ужина и возможности согреться у огня, но даже и крыши над головой. Полагаю, нам всем стоит об этом поразмыслить, – и миссис Сиверли принялась за суп, довольная собой и своей маленькой проповедью.
Лавиния Бекхайм нервным движением тронула эмалевую булавку на воротнике лёгкой шелковой блузы. Сидя спиной к окну, она сильно озябла – шея так и вовсе заледенела, – но привитые в юности стандарты, которым истинная леди должна следовать в любой жизненной ситуации, не позволяли ей дрожать или вульгарно кутаться в шаль, как это делала простушка Эффи, не имевшая понятия о том, что дамам к ужину надлежит спускаться нарядными, а нытьё и злословие не делают женщину привлекательнее. На бледном лице Лавинии Бекхайм выделялись два румяных яблочка – ухищрение, которое вряд ли одобрила бы её школьная наставница, строгая мисс Тирли, однажды видевшая саму королеву, когда та проезжала по улицам Лондона в открытом экипаже, и рассказывавшая об этом всякий раз, когда кто-то из её воспитанниц совершал оплошность или позволял себе ослабить корсет после обеда.
Встретившись взглядом с Оливией, Лавиния смущённо улыбнулась, маскируя обиду, и светским тоном поинтересовалась её впечатлениями от просмотра театрального представления.
– Я получила истинное удовольствие, мисс Бекхайм, уверяю вас, – невольно подражая церемонному тону собеседницы, ответила Оливия, стараясь не смотреть на её шею, покрывшуюся гусиной кожей. – Филипп, конечно, писал мне, что программа пользуется у зрителей успехом, но такого фурора, признаться, я не ожидала. Вы, мисс Бекхайм, и мистер Баррингтон – вы оба были просто великолепны! А ваш последний номер!.. – Оливия совершенно искренне изобразила шуточный поклон. – Ваш голос, мисс Бекхайм… Думаю, что вы могли бы оказать честь и оперным подмосткам.
Несмотря на сквозняк, леденивший ей спину, Лавиния Бекхайм зарделась от удовольствия. Сестра Адамсона сразу перестала казаться ей холодной и высокомерной, как подумалось в начале знакомства из-за её непроницаемого выражения лица и бесстрастных манер.
– Я когда-то пела в опере, мисс Адамсон, – уклончиво ответила она, не в силах удержаться от упоминания своего блистательного прошлого. – Да, у меня когда-то был Голос…
Прозвучало это трагически, но Оливия, воодушевлённая и недавним представлением, и знакомством с настоящими артистами (теперь ей было стыдно за то, что когда-то она считала членов труппы Филиппа заурядными ярмарочными комедиантами) не обратила на это должного внимания.
– А вы, мисс Кингсли, – повернулась она к грузной мужеподобной девушке, которая задумчиво крошила хлеб над тарелкой с супом. – Как вам это удаётся? Я имею в виду, так быстро менять костюмы?
– О, вы очень добры, мисс Адамсон. На самом деле не так уж это и сложно. Мистер Пропп, – она кивком указала на мужчин, сидевших за другим концом стола и увлечённо обсуждавших реквизит для новой шекспировской постановки, – гений в своём деле. Нам с ним очень повезло. Все мои сценические костюмы скроены и пошиты особым образом. Ну и, конечно, множество репетиций. Когда повторяешь что-то миллион раз, то потом уже не замечаешь, как руки сами выполняют то, что требуется.
Лицо её озарилось застенчивой улыбкой, как если бы принимать похвалу для неё было в новинку, а успех её номеров целиком зависел от мастерства костюмера.
– Вот-вот! В точности это и я мисс Адамсон твержу! – с энтузиазмом вмешалась Эффи, попутно успевая ухватить лопаточкой последний ломтик ветчины и, ловко орудуя одной рукой, скрыть его от бдительного взора Мамаши Бенни между двумя диетическими крекерами. – Она ведь будет работать с Бродягой вместо этой кошмарной неумехи Люсиль Бирнбаум, у которой обе ноги были левые, зато самомнения и гонора на десятерых актрис из Друри.
При упоминании погибшей девушки все на мгновение умолкли, а потом разом заговорили, перебивая друг друга. Эффи, казалось, была единственной, кто нисколько не смутился. Она с видимым удовольствием жевала ветчину и явно не ощущала никакой неловкости. Она даже не заметила, как Эдди Пирс с выражением неподдельного страдания на лице метнул на неё такой осуждающий взгляд, что менее толстокожий человек непременно бы поперхнулся.
ebooksa