Мюзик-холл на Гроув-Лейн

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, да, припоминаю, мисс, – кивнул сержант, мысленно содрогаясь от воспоминаний.

– Так вот, я бы хотела переговорить с инспектором Тревишемом об этом деле. Появились некие новые обстоятельства… – и молодая леди таинственно повела глазами. – В общем, у меня есть для него ценная информация.

– Боюсь, это невозможно, мисс, – сержант Гатри, повинуясь интуиции, во что бы то ни стало решил отвадить эту леди, отличавшуюся нехорошей, прямо-таки пугающей деловитостью. – Инспектор в отъезде. Преследует чрезвычайно опасного вооружённого преступника. Целую банду преступников. И вернётся ещё очень-очень нескоро. Может статься, что он и не появится сегодня в отделении. Может, ему даже придётся сидеть в засаде, – задумчиво предположил он и улыбнулся, довольный собой. – Но вы можете передать всю информацию мне, а уж я доведу её до сведения инспектора. Можете быть спокойны, мисс.

Молодая леди быстро взглянула на него, и взгляд её сержанту не понравился.

– Вот как? – осведомилась она и вздохнула. – Ну, что ж, я всё-таки рискну его подождать. Вдруг банда преступников сделает перерыв на ланч, и инспектор решит заскочить в участок на минуточку?

С этими словами она направилась к казённой скамье, выкрашенной в унылый цвет пережжённой карамели, и обстоятельно там устроилась: сняла пальто, свернула его и подложила под спину, вынула из холщовой сумки пакетик сахарных бомбочек и книгу в мягкой обложке, раскрыла её и погрузилась в чтение.

Сержанту Гатри не оставалось ничего иного, как вернуться за стеклянную перегородку и продолжить приводить в порядок картотеку. Со своего места он мог наблюдать за настырной леди, и то, что он видел, ему категорически не нравилось. Время перевалило за полдень, но она по-прежнему не выказывала никаких признаков нетерпения – спокойно, положив ногу на ногу, читала книгу, изредка поглядывая на вошедших, деликатно грызла конфеты и даже угощала ими дежурного, который в качестве ответной любезности предложил ей чашку чая и несколько овсяных галет.

Когда Гатри, перехватив в ближайшем пабе пару сэндвичей, вернулся в отделение, настырная молодая леди всё ещё была там и выглядела такой безмятежной, будто не сомневалась, что её терпение будет вознаграждено.

* * *

Инспектор Тревишем, несмотря на вид сдержанный и солидный (и даже несколько старомодный благодаря пышным бакенбардам), в душе являлся истинным поклонником прогресса и питал пристрастие ко всевозможным техническим новинкам и передовым методам расследования. Стремительно менявшийся на глазах мир не повергал его в уныние, наоборот, ускорявшийся темп жизни он находил тонизирующим и, невзирая на зрелые годы, горячо интересовался всем вокруг.

Выходец из уважаемой докторской семьи, в которой ценили традиции и преемственность поколений, в юности он преодолел немало препятствий, чинимых родными, чтобы самостоятельно избрать поприще, где мог бы с честью трудиться на благо своей страны. Таковым поприщем стала для него служба в полиции. Сейчас, когда он приобрёл необходимый опыт и репутацию, в семье признали, что решение его было верным, а достижения весьма существенными.

Высокий, широкогрудый, с великолепной выправкой, приобретённой во время войны, он обладал приятной наружностью, ясным взглядом и умением отделять зёрна от плевел и следовать к цели максимально коротким путём. Его напористость и честолюбие не всем были по нраву, но благодаря военным заслугам и покровительству вышестоящих коллег инспектор Тревишем числился в главном управлении на хорошем счету и со дня на день мог ожидать повышения.

Терпимый ко многим людским недостаткам (ни в коем случае не порокам, нет, тут его позиция отличалась непримиримостью), он совершенно не переносил лишь двух вещей: разгильдяйства и пустопорожних рассуждений. И в этот день ему предстояло столкнуться и с тем, и с другим.

Без четверти три пополудни Тревишем прибыл в отделение и, кивнув дежурному, направился к себе. Он не обратил внимания на молодую особу, сидевшую на скамье возле конторки, но, когда она, на два корпуса опередив сержанта, вошла в его кабинет, инспектор вопросительно посмотрел сначала на Гатри, а потом на неё.

– Добрый день. Чем могу быть полезен, мисс…

– Адамсон, сэр. Меня зовут Оливия Адамсон.

– А я говорил, сэр, что вы очень заняты! Честное слово, говорил, но мисс меня не послушалась, она… – Гатри, по обыкновению, запричитал, застыв на пороге и подавшись вперёд всем своим неуклюжим телом.

– Всё в порядке, сержант, – взмахом руки Тревишем отпустил его и перевёл взгляд на гостью. – Прошу, присаживайтесь. Адамсон, Адамсон… Пианист Джон Адамсон, случайно, не ваш родственник?

Оливия заколебалась. После короткой, но не укрывшейся от внимания инспектора паузы, она кивнула.

– Это мой отец, сэр.

– Надо же, – сдержанно восхитился Тревишем. – Выдающийся музыкант, по моему мнению. Несколько лет назад я был на его концерте, и, признаюсь вам, это было незабываемо. Мало кто в состоянии так виртуозно раскрыть суть Моцарта. Ну, вы и сами, безусловно, это знаете. Гордитесь отцом, мисс Адамсон?