Мюзик-холл на Гроув-Лейн

22
18
20
22
24
26
28
30

В просторной комнате гадалки было душно. От газового камина, стоявшего в углу, шли волны сухого жара, и руки и лицо Оливии, обожжённые стужей, сразу же защипало.

– Входите же, мисс Адамсон, – тепло поприветствовала её Мамаша Бенни из своего кресла. – И незачем мёрзнуть у порога, садитесь-ка поближе к камину.

Она указала Оливии на соседнее кресло, а сама принялась хлопотать, застилая низкий столик тонкой клетчатой шалью и вынимая из бумажного пакета разнообразные свёртки и кульки. Остро запахло маринованными овощами и мясом, запечённым в пряностях.

Пока Оливия осматривалась – комната Мамаши Бенни была значительно просторнее, чем её собственная, и благодаря этому обставлена не так скудно и даже с некоторым старомодным шиком – вернулась Эффи, нежно прижимавшая к себе под шалью нечто продолговатое, что, как и следовало ожидать, оказалось бутылкой джина.

– Как говорит наша Имоджен, в такую погоду собаке нужен новый нос! – провозгласила она и плюхнулась на кровать, привалившись боком к резному деревянному изножью. – М-м-м, миссис Бенни, неужели я чувствую… – Эффи повела носом и хищно оглядела стол.

Безошибочно угадав свёрток, она мгновенно развернула его и схватила с самого верха корнуоллский пирожок с фигурным гребешком. Располовинив его, она с наслаждением вдохнула аромат печёнки, тушенной с луком, пивом и мускатным орехом, а потом впилась в добычу мелкими белыми зубками и даже зажмурилась от блаженства.

– Ну, нельзя же так, золотко! Все хотят перекусить, так имей терпение дождаться остальных, – делая вид, что сердится, Мамаша Бенни отодвинула свёрток с пирожками туда, куда Эффи было не дотянуться, и обратилась к Оливии, как если бы они были вдвоём: – Всё дело в том, мисс Адамсон, что нашу Эффи воспитали горные тролли. Потому и манеры её оставляют желать лучшего, и аппетит у неё нечеловеческий. Ну просто Робин Бобин какой-то.

– Ага! – сдержанно, потому что расправлялась в это момент с последним куском пирога, возмутилась Эффи. – Попробовали бы вы целыми днями грызть диетические крекеры и чищеную морковку вместо нормальной еды! И всё, чтобы влезать в эту чёртову кукольную коробку!

– А кто будет сквернословить, тот отправится к себе и ляжет спать, пока другие веселятся, – припечатала Мамаша Бенни, грузно опускаясь в низкое кресло, и по лицу её было видно, что это не пустая угроза. – И вообще, золотко, бери-ка пример с Имоджен – талия у неё на четыре дюйма уже, чем твоя, и что-то никто не видел, чтобы она от крекеров нос воротила. Дисциплина у неё железная, не то что у некоторых.

– Ага! – воскликнула Эффи, ухитрившись вложить в это коротенькое междометие и искреннюю обиду, и радость от повода позлословить. – Как же! Скажите ещё, что не помните, как её Люсиль застукала! Дисциплина у неё… Люсиль рассказывала, что собственными глазами видела, как Имоджен скупила половину кондитерской лавки, – она доверительно наклонилась к Оливии и округлила глаза от мнимого ужаса: – Только представьте, мисс Адамсон: вышла из лавки, вся обвешанная пакетами, и хоть бы кого жалкой тянучкой угостила. Нет же, всё оставила себе, никому и леденца не досталось, а когда Люсиль над ней пошутила, так она взвилась и накинулась на неё как фурия. А потом поцапалась с ней из-за плюшевого зайца, которого кто-то из зрителей бросил на сцену вместо цветов. Дело, конечно, не в зайце было – кому он нужен, у нас тут и детей-то не водится – дело в самом принципе…

Дверь скрипнула, и Эффи пришлось спешно умолкнуть – прибыла Имоджен Прайс. В каждой руке она держала по бутылке тёмного портера, а к боку локтем прижимала стопку картонных тарелочек с эмблемой сэндвич-бара «Сандис». Мамаша Бенни и Эффи тут же освободили её от ноши и усадили поближе к камину.

Присутствие Оливии явно оказалось для неё неожиданностью, но она, быстро справившись с досадой, улыбнулась и несмешливо заметила:

– Вот так сюрприз! Никак вы, мисс Адамсон, решили следовать актёрским традициям? Ну, в таком случае дайте-ка мне скорее кувшин! Завтра мисс Адамсон предстоит дебют, и это непременно нужно отметить!

Судя по слаженным действиям присутствующих, тайные пирушки в комнате Мамаши Бенни являлись не таким уж редким событием. Пока гадалка, не доверяя подобную работу Эффи, нарезала щедрыми ломтями ароматное мясо и раскладывала по картонным тарелочкам прочую снедь, Имоджен ловко откупорила бутылки с джином и портером и принялась сооружать коктейль прямо в кувшине, воду из которого предварительно выплеснули в таз для умывания. Вполголоса напевая:

Давай приделаем собаке новый нос!Пускай свирепствует мороз,Пускай промокли мы насквозь,Заботы ты скорей отбрось,Скорей приделаем барбосу новый нос!

она очень сосредоточенно отмерила нужное количество джина и портера, добавила немного мёда, из бумажного пакетика, который ей передала Мамаша Бенни, отсыпала в кувшин щепотку пряностей и принялась размешивать всё ножом, который Эффи сполоснула в тазу и протёрла салфеткой. Затем кувшин поставили на самый верх газового камина, на потрескавшиеся кирпичи, и поручили Эффи помешивать его содержимое.

Уже через несколько минут по комнате поплыл густой и пряный аромат, чем-то напоминавший микстуру от кашля, которой так любила лечиться старая нянюшка близнецов. Чашка Оливии к этому времени опустела, вместе с чаем пропал и повод отказываться от угощения.

– За дебют! – провозгласили все очень торжественно.

– Завтрашний день, золотко, каким бы он ни был, останется в памяти навсегда, – пообещала ей Мамаша Бенни, и остальные согласно закивали. – Уж этот день не забудется, как ни старайся.

– О, я помню свой первый выход так, словно это было вчера! – Имоджен прижала кулачки к груди. – Я была ещё ребёнком и сначала появлялась на сцене в костюме ангела, а потом маленького пажа. В финале я вышла вместе со всеми и поклонилась, и кто-то из зрителей бросил мне цветы. Мариша и Тадеуш позволили мне взять одну розу и приколоть к корсажу платья, и тогда зал просто взорвался…

– …А вот я предпочла бы забыть свой первый выход, – в присущей ей грубоватой манере перебила её Эффи. – Это было в какой-то жуткой дыре – то ли в Личфилде, то ли в Уитби. Распорядитель был порядком нетрезв, и за кулисами творилась такая неразбериха, что все страшно перенервничали. В довершение всего он свалился в оркестровую яму, а я наступила на шлейф одной из актрис, играющей жену Генриха, и мы с ней так славно повздорили, что нам пришлось заново пудрить лица. А потом я должна была подавать ей корону, так она нарочно затянула с монологом и вынудила меня стоять спиной к зрителям, хотя и знала, что платье было мне не по размеру, и шнуровку пришлось распустить на целых…