Приключения Айши

22
18
20
22
24
26
28
30

– А ты, Холли, ты тоже любишь эту бессмертную женщину, чье бессмертие, однако, склонилось перед смертью?

– О жрица, – ответил я, – я тоже поклялся принять участие в поисках; куда бы ни направился мой приемный сын, я следую за ним. А он ищет утраченную красоту…

– Стало быть, ты следуешь за ним. И оба вы ищете утраченную красоту, как и все мужчины, эти слепцы и безумцы.

– Нет, – возразил я, – будь они слепцами, они не смогли бы различить красоту, а будь они безумцами, они не смогли бы оценить ее, даже если бы и видели. Только мудрецам дано видеть и понимать, Хес.

– Я вижу, ты скор на ответ и находчив, о Холли, как… – Не договорив, она вдруг спросила: – Скажите мне, оказала ли вам должное гостеприимство моя слуга Хания, послала ли она вас сразу ко мне, как я ей велела?

– Мы не знали, что она твоя слуга, – ответил я. – Гостеприимство она оказала нам более чем достаточное: мы бежали из ее города, а по пятам за нами гнался ее муж Хан со своими псами-палачами. Но скажи, жрица, что ты знаешь о нашем путешествии сюда?

– Немногое, – небрежно обронила она. – Более трех лун назад мои лазутчики заметили вас в дальних горах. Ночью они подползли ближе и подслушали ваш разговор – вы как раз говорили о цели своего путешествия, они тут же вернулись и доложили мне обо всем. И я повелела Хании Атене и этому старому колдуну, ее двоюродному деду, Хранителю Ворот, чтобы они встретили вас за древними воротами Калуна и как можно быстрее послали сюда. Для людей, жаждущих получить ответ на свой вопрос, вы не очень-то торопились.

– Мы очень торопились, о Хес, – сказал Лео, – и если твои лазутчики смогли перейти через горы, где нет ни одной живой души, и спуститься в эту адскую пропасть, они должны были доложить тебе о причине нашей задержки. А нас, прошу тебя, не спрашивай.

– Что ж, я спрошу у самой Атене, она ждет у входа; уж она-то мне ответит, – холодно произнесла Хесеа. – Орос! Введи Ханию, и побыстрее!

Жрец повернулся, поспешил к деревянным дверям, через которые мы вошли в святыню, и исчез.

Наступила тишина, затем Лео – он явно нервничал – сказал по-английски:

– Хорошо бы оказаться сейчас в каком-нибудь другом месте: разговор будет пренеприятнейший.

– Не думаю, – ответил я, – а если и будет, то это, может быть, к лучшему: в таких вот неприятных разговорах часто выясняется правда, а она нам так нужна… – Тут я запнулся, вспомнив, что эта странная женщина утверждала, будто ее лазутчики подслушали, о чем мы разговаривали в горах, но ведь мы говорили только по-английски.

Мои опасения оказались вполне обоснованными, ибо Хесеа спокойно повторила за мной:

– Ты прав, Холли, в неприятных разговорах, как вино из порванного бурдюка, нередко выплескивается истина.

Она замолчала; излишне говорить, что я не настаивал на продолжении этой беседы.

Двери распахнулись, вошла процессия людей в черном, за ней следовал шаман Симбри, за ним восемь жрецов несли гроб с телом Хана. Гроб сопровождала Атене, с головы до пят закутанная в черное покрывало, а в самом конце шествовала еще группа жрецов. Перед алтарем гроб поставили на пол, жрецы отошли назад. Атене и Симбри остались перед гробом одни.

– С какой просьбой обращается ко мне мой вассал, Хания Калуна? – холодно осведомилась Хесеа.

Атене шагнула вперед и с явной неохотой преклонила колена.

– О древняя Мать! Я чту твою священную миссию, как чтили многие поколения моих предков. – Она наклонила голову. – Мать! Этот покойник имеет право на погребение в огненном кратере твоей священной Горы: это право было с самого начала даровано всем нашим правителям.