Замок Орла

Незнакомец застыл как вкопанный и устремил на Лакюзона взгляд, исполненный глубочайшего удивления.

– Неужто сам Господь, – пробормотал он, – начертал это имя на моем испещренном морщинами лбу?

– Может, и так, – согласился капитан.

– Не понимаю вас…

– Я вам все объясню, мессир, но только позже. А пока я жду от вас обещанных признаний. Я заслужил право услышать рассказ о ваших мытарствах.

– Это будет долгий рассказ, – ответил старик, которому отныне мы вернем его настоящие имя и титул, – и если б не один странный и жуткий случай, похожий скорее на сон, чем на явь, не привнес горькое разнообразие в тяжкие муки двадцатилетнего заточения, его можно было бы передать несколькими словами: я страдал столько, сколько не дано ни одному человеку на свете… Ну что ж, слушайте, и, когда услышите, вы поймете, откуда в сердце моем взялась эта неугасимая ненависть и как она крепла… поймете, почему я готов с радостью отдать не только оставшуюся часть моей жизни в этом мире, – ведь это сущий пустяк! – но и долю своего счастья в мире ином, лишь бы достойно отомстить Антиду де Монтегю!..

XVII. Тристан

После его последних слов ненадолго наступила тишина, а потом барон Тристан спросил капитана:

– Что вы обо мне знаете?

– Я знаю только слухи, распространившиеся по округе после пожара в замке Шан-д’Ивер, и больше ничего. Как и многие, я всегда считал, что в ваш замок ударила молния и вы погибли в пожарище вместе с единственным вашим сыном. Однако теперь у меня есть серьезные основания судить иначе. Там, где прежде я усматривал злую волю случая, отныне я вижу двойное злодеяние: убийство и поджог, – и в том, и другом душа моя и совесть обвиняют Антида де Монтегю.

– Можно узнать, что же так сильно повлияло на ваши суждения?

– Скоро узнаете, мессир, а пока, умоляю, ни о чем меня не спрашивайте!

– Однако ж вы верили в мою смерть?

– Так же твердо, как если бы своими глазами видел ваше тело.

– Почему же?

– Одному старому слуге показалось, что он видел ваше окровавленное тело в горящей кровати.

– Но в таком случае, капитан, как вы могли догадаться, кто я такой? Старик, возможно, меня и признал, но вы-то сами тогда были ребенком… Нет, здесь есть какая-то загадка, и постичь ее я пока не в силах.

Слушая эти бесконечные вопросы, Лакюзон чувствовал себя крайне неловко.

Еще за двести с лишним лет до появления блистательного шедевра госпожи де Жирарден «Пугающая радость»[59] он знал, что внезапная радостная весть, способна поразить, а то и убить, так же, как самая острая боль. Ему не хотелось вот так сразу рассказывать барону де Шан-д’Иверу, что Рауль жив и что благодаря сходству с сыном он узнал отца.

Поэтому он довольствовался таким ответом: