- Это все она, она виновата, - твердит без устали Фонарев. - Из-за нее все случилось… Это ж такая стервозная девка!.. Ее надо судить, ее!.. Если бы не она!..
- Какой же вы все-таки!.. - вспылила, не выдержав, Сушко. - Было одно Смягчающее обстоятельство - слепая, безрассудная любовь, - но и ее вы растоптали!..
На сегодня допрос закончен. Я вывожу подследственного в коридор, чтобы сдать конвоиру. Навстречу нам поднимается по лестнице мать таксиста. Увидела Романа - побледнела, отшатнулась. В глазах испуг и удивление, презрение и… жалость. Да, обыкновенная бабья жалость, какую испытывают женщины к несчастным и ущербным. Фонарев прогладил лицо Ксении Борисовны тяжелым, заледенелым взглядом, молча прошел мимо. Ни одна жилочка в нем не дрогнула, не всколыхнулась ни совесть, ни раскаяние.
«Пустое сердце бьется ровно», - вспомнилась мне строка из школьной хрестоматии.
Прошел год. Однажды вечером я поймал зеленоглазое такси. За рулем сидел молодой мужчина с четким, словно, вычеканенным профилем: тонкий, острый, нос, плотно сжатые губы, энергичный подбородок. Я пригляделся попристальней - неужто Носков? Он покосился настороженно - чего, мол, уставился? Ну да, он же меня не знает. Видел один единственный раз, да и то был в таком состоянии…
- Ну как, Миша, выкарабкался?
Он опять скосил глаз.
- Откуда вы меня знаете?
- Виделись в одном месте, - продолжал я интриговать. - Только тогда ты был в горизонтальном положении и не очень разговорчив. Но все же вспомнил, что у преступника были баки.
- Лейтенант Агеев? Мне мама о вас рассказывала…
- Уже, Миша, старший лейтенант, - поспешил похвастать я. - Получил повышение за успешное раскрытие… А, кстати, чем закончился суд над Фонаревым?
Михаил помолчал, видно было, что вопрос ему неприятен.
- Семь лет дали… в колонии усиленного режима…
Машина останавливается у моего дома, мы прощаемся.
- Миша, о главном не спросил: кого пестуешь - сына, дочку?
Носков расплылся в неудержимой блаженно-радостной улыбке:
- Сын у меня, уже семь месяцев. Димой назвали…
Я стою у подъезда своего дома, покуриваю - мать
не любит, когда я дымлю в комнатах. Ну, что ж, Дима так Дима… Не настолько я еще зазнался, чтобы возомнить, что это в мою честь. И все же приятно…
Миермилис Стейга