Женщина переключилась на заднюю передачу, вдавила педаль в пол. Шины выбрасывали из-под себя гравий. София успешно проехала между столбами ворот, повернула руль и выехала на дорогу. Там она продолжала ехать задним ходом к припаркованной в стороне «Хонде». Задняя передача, имевшая только одно положение, скрежетала от высоких оборотов. София приготовилась к столкновению. «Лендкрузер» ударился о капот «Хонды», столкновение оказалось жестким и мощным, Софию бросило вперед на руль, на секунду дыхание перехватило. Затем она переключила передачу и рванула вперед. Бросив взгляд в зеркало, констатировала, что двигатель «Хонды» полностью выведен из строя.
Мужчины выбежали на дорогу, наведя на нее пистолеты. Она вдавила педаль газа в пол, автоматическая коробка передач быстро переключилась на высокую передачу. Пригнувшись, чтобы укрыться за приборной доской, София направила машину прямо на них. Андерс и Хассе отскочили в сторону.
Добравшись до Мёрбю-сентрум, она заехала в гараж и припарковалась на самом верхнем этаже — заперла машину и поспешно спустилась вниз, в торговый центр. Там на минуту остановилась, заколебавшись. Спуститься в метро или пойти к автобусам? Мысль работала четко. Метро «Мёрбю-сентрум» — конечная станция, выход всего один. Если поезд не придет достаточно быстро, а преследователи настигнут ее, ей некуда будет бежать.
Купив билет в автомате, София поспешила к автобусным остановкам и смешалась с толпой ожидающих, постоянно поглядывая туда, откуда мог появиться автобус. То и дело она бросала быстрый взгляд на двери автобусного терминала, откуда, как она себе представляла, в любой момент могли появиться полицейские. Сердце колотилось с такой силой — Софии казалось, что оно вот-вот проделает дырку в груди.
И вот наконец… Огромный красный автобус-гармошка свернул на Т-образном перекрестке в ее сторону и с шипением остановился перед ней и другими ожидавшими пассажирами. Номер автобуса ничего ей не говорил, но это не имело значения. Последовав с толпой, София вошла в автобус, показала билет водителю. Тот сделал знак проходить дальше. Она пошла назад, села на пустое двойное сиденье и пригнулась, моля Бога, чтобы автобус тронулся как можно скорее. Но автобус не двигался с места, а стоял с открытыми дверями, соблюдая расписание.
Дыхание Софии становилось все более тяжелым и поверхностным. Ее охватывала паника; потребовалось собрать всю волю в кулак, чтобы оставаться на месте, не кинуться прочь, хотя все тело желало только одного — бежать.
Наконец двери закрылись, и автобус отъехал от остановки. София перевела дух. Автобус увез ее из Дандерюда в Соллентуну. Там София вышла и ушла в глубь квартала среди совершенно одинаковых домой, вызвав себе такси. Четверть часа спустя оно подъехало, и женщина попросила шофера отвезти ее в центр, на площадь Сергеля.
Заплатив наличными, София вышла на Кларабергсгатан и спустилась вниз на площадь. Там она растворилась в толпе, нырнула под землю, доехала до остановки «Слюссен», перешла на другой перрон и поехала обратно по другой ветке до «Гамластан», откуда пешком добралась до района Эстермальм.
Йенс встретил ее на улице, стоял и ждал возле своего подъезда. Она не плакала, но дала себя обнять и уронила голову ему на плечо.
Они поднялись на лифте на самый верхний этаж. Глядя на нее в зеркало, Йенс не знал, как ее утешить, даже если бы и попытался. Он и не знал, как это делается, не имел в этом вопросе никакого опыта — именно таких ситуаций он упорно избегал всю жизнь. Теперь ему хотелось бы это уметь, знать, как помочь ей. Но время упущено — если он попытается, получится только хуже.
София попросила дать ей антисептик. Он дал ей то, что у него нашлось. Она забинтовала окровавленную руку и ушла в другую комнату. Йенс слышал, как женщина разговаривала по телефону с сестрой.
Он приготовил ей ужин. София была молчалива и замкнута, он не вмешивался.
В помещении пахло формалином. Гунилла стояла и смотрела на своего мертвого брата. Эрик Страндберг лежал на металлическом столе в морге; казалось, он просто спит. Ей хотелось разбудить его, сказать, что пора ехать на работу, а потом они поужинают вместе, обсуждая расследование и все остальное, о чем они обычно говорят.
Что делать, когда видишь своего брата в последний раз? Попытаться что-то вспомнить? Что-то давно забытое?
Выйдя за пределы больницы, Гунилла села в машину и долго сидела так, глядя прямо перед собой и ничего не видя. И тут из ее груди вырвался крик — он исходил из самых глубин и рвался наружу, пока не кончился воздух в легких. Потом полились слезы и накатило горе, неодолимое, как порыв урагана. Боль сдавила грудь — Гунилла чувствовала бескрайнее одиночество, словно весь мир покинул ее. Где-то тут же притаилось бесформенное чувство бессилия. Из этого чувства постепенно родился смутный образ, переходящий в осознание — ее полное одиночество поставило ее в ту ситуацию, когда ей абсолютно нечего терять.
Тут она словно очнулась. Открыла окно, чтобы впустить в машину свежий воздух, вытерла глаза и растекшуюся косметику, снова накрасилась, глядя в зеркальце на козырьке от солнца, выпрямилась, глубоко вздохнула, завела машину и поехала прочь.
Ночью она пришла к нему. Залезла к нему в постель на диване, где он постелил себе, забралась в его объятия. Некоторое время лежала рядом, давая себя обнимать, потом поднялась и ушла в свою кровать. Йенс посмотрел ей вслед, попытался снова заснуть, но сон не приходил. Тогда он поднялся, позвонил Юнасу, несущему вахту в больнице, и сказал, что все в порядке.
В кухне он закурил, выпуская дым в окно. На столе завибрировал его мобильник — дисплей указал московский номер.
— Да.
—
ebooksa