Глава 4. Ратуша
Остаток зимы не принёс ничего особенного. Красноверхие больше не появлялись у стен замка, а из магистрата прибыл мелкий судейский чиновник, который, скорбно кивая и делая пометки в какой-то небольшой книжечке, выслушал рассказ Драонна. Затем он сам что-то говорил, но принц не понимал и половины сказанного.
Драонна всегда восхищал язык судейских. Кажется, он был придуман специально для того, чтобы вуалировать свои мысли потоком непонятных терминов. Это было целое искусство – говорить бессмыслицу, и при этом в любой момент суметь её истолковать так, что ты начинал себя чувствовать полным идиотом оттого, что не понял этого раньше.
В данном случае, кое-как продираясь сквозь дебри слов, монотонно высыпающихся изо рта чиновника, принц понял, что магистрат очень сожалеет о случившемся, что он предпримет все меры, что виновные будут наказаны, что принц Драонн – уважаемый гражданин империи… Ну и всё такое прочее. Слушая этого крючкотвора, владелец Доромиона отчётливо понимал две вещи.
Первое – им нисколько не жаль. Никому, начиная от этого тихоголосого чиновничка и заканчивая председателем магистрата. Им плевать, и если красноверхие сожгли бы замок, они вряд ли сильно огорчились бы. Ну а второе – то, что этот представитель магистрата приехал в Доромион сам, было вовсе не знаком особого расположения и уважения, как бы не уверял его этот судейский в обратном. Просто Драонну не захотели выдать пропуск.
Когда чиновник уехал, принц долго сидел в одиночестве у камина, и мрачность его мыслей красноречиво отражалась на хмуром лице. После инцидента с красноверхими Ливейтин уже приказал удвоить караулы, а всем фермерам строго-настрого было велено отправить домочадцев в замок, да и самим обязательно возвращаться к ночи, благо особых дел на фермах сейчас всё равно не было. Но Драонн понимал, что этого недостаточно. Власти дали понять, что они смотрят на происходящее сквозь пальцы, а это значит, что в следующий раз вновь придётся рассчитывать лишь на себя.
Главное – не поддаться на провокацию. Сами по себе красноверхие замку были не страшны. Даже троекратно большее войско не сумеет взять замок штурмом – в этом принц был абсолютно уверен. Хуже будет, если в следующий раз эти подонки спровоцируют нападение – пожгут фермы, захватят заложников. Драонн был уверен, что если он прольёт хоть каплю их поганой крови – вскоре ему придётся иметь дело уже с регулярной армией. А тогда уже расклад будет совершенно иным.
Пока же Драонн понимал одно – скоро наступит весна, а это значит, что кровь польётся с новой силой.
***
Когда в Доромион пришла новость о том, что Лейсиан и Волиан схвачены, Драонн сперва в это не поверил. Месяц весны10 подходил к концу, но, несмотря на пессимистические ожидания, красноверхие так и не появились больше на его землях, хотя из Ревии приходили смутные вести о новых столкновениях. Кажется, императору всё это порядком надоело, и он решил как можно скорее покончить с мятежниками.
Драонн слышал, что в Ревии устраивают облавы на беглых предводителей восстания, что замок Волиана разрушен придворными магами до основания, что схвачен Терадиан, стремянный и правая рука мятежного принца. Что из этого соответствовало действительности, а что нет – понять было невозможно. Для этого нужно было иметь куда более разветвлённую сеть шпионов, или куда более крепкие связи.
И всё же одно дело схватить какого-то стремянного, и совсем иное – пленить вожаков восстания, которых Драонн уже начал считать неуловимыми. Сложность для императорской армии состояла в том, что Ревия была почти сплошь покрыта древними лесами, в которых лирры чувствовали себя не в пример вольнее людей. Найти среди этих лесов небольшой летучий отряд было не проще, чем отыскать иголку в стоге сена.
Однако вскоре новости подтвердились. Из магистрата прибыл гонец, доставивший запечатанный пакет. В этом пакете оказалось короткое послание, в котором извещалось о поимке опасных государственных преступников. Письмо было неперсонифицировано – судя по всему, этот текст был размножен трудолюбивыми писцами и разослан сразу всем лиррийским принцам, проживающим в Сеазии.
Текст, написанный аккуратным каллиграфическим почерком, не мог передать эмоции, однако Драонн буквально ощущал, каким самодовольством и злорадством истекают эти строки. После воспевания оды императору и его доблестным войскам, после описания гнусности преступления, свершённого неблагодарными представителями лиррийского народа, а также после ликования по поводу того, что оные теперь понесут заслуженную кару, магистрат приглашал представителей лиррийской знати прибыть в Шедон в двадцать шестой день месяца весны. Зачем – не уточнялось, но это было ясно и так.
Принц Драонн понимал, что теперь его, а также его товарищей-лоялистов ожидает самая унизительная процедура. Очевидно, их заставят подписать какие-то бумаги, осуждающие схваченных мятежников, а возможно – ходатайствующие об их скорой и по возможности мучительной казни. В тот миг, когда лоялисты отказались поддержать лейсианцев, они прошли лишь первый этап испытаний на преданность короне. Сейчас их ждал второй, и куда более неприятный.
При всём этом ехать было нужно. И ради будущего своего народа нужно было сделать всё, что потребуют люди. А люди, как известно, не отличаются особенным великодушием.
***
Уже почти у самых ворот Шедона Драонн, который скакал на своём любимом жеребце во главе небольшого отряда в полдюжины илиров, заметил ещё одного лиррийского принца, чей надел находился неподалёку от его собственного. Это был Перейтен Бандорский, по возрасту примерно равный его отцу и бывший с Астевианом во вполне дружеских отношениях.
Драонн не виделся с принцем Перейтеном со времён похорон отца, но питал к нему уважение. Тот же, в свою очередь, тоже вполне дружески поклонился молодому принцу, когда заприметил его.
– Не составите ли мне компанию, друг мой? – после взаимных приветствий обратился Перейтен к юноше.