Асмаров совместил воедино слова Рюдигера, и после знака равенства в его сознании проявилось лицо женщины. Он помнил ее красивой, милой и доброй. И совершенно измученной после стрельбы в «Трастене».
– И что?
На смертном одре Клаус был истощен и бледен, полон чувства вины и прочего дерьма. Он хотел расквитаться с прошлым, прежде чем отправиться прямиком к дьяволу – а именно туда ему и была дорога, в чем не сомневался никто, а меньше всех сам Клаус. Поэтому обещание, данное Софии, имело для него важное значение. За короткое время она дважды спасла ему жизнь, что, без сомнения, сделало его добрее.
Клаус попросил Михаила о помощи, и тот взял обещание на себя за сорок тысяч евро.
– Какая? – спросил Асмаров.
–
– Подождет. У меня сейчас запарка.
– Клаус сейчас в педерастическом раю с кучей невинных мальчиков, и его больше не волнуют земные дела. И я занят другим. Мне жаль, Рюдигер, но не сейчас.
Рюдигер говорил настойчиво, как учитель. Михаил потер свою бычью шею и огляделся. Он в окружении силуэтов зданий. Очевидная метафора. Он застрял в Москве. И чем дольше будет находиться здесь, тем ближе будут придвигаться дома.
– Хорошо, свяжись с ней, – ответил Михаил.
Теперь его голос звучал по-доброму, как у матери. Асмаров ненавидел эти пидорские штучки с заботой.
Он прошел через двор и здание, вышел на улицу с другой стороны квартала. Потом снова спустился в метро. Там они его не будут искать некоторое время. Ему нужно незамеченным выехать из Москвы – вот цель номер один.
26
Вильфранш
Арон стоял на террасе и смотрел на море и на мыс Кап-Ферра.
Внизу в конце сада открылись электрические ворота, и показался поднимавшийся в горку семиместный семейный автомобиль.