Йенс вошел внутрь, за ним София.
Своего рода стеклянная сторожевая будка, от большей части стекол остались одни осколки. Слева – кухня. Пахло едой. Четыре комнаты друг напротив друга. Мощные защитные двери, три из которых открыты.
Йенс осмотрел комнаты, оборудованные защитой от взлома. Стены звуконепроницаемые, без окон. В каждой комнате кровать, стол и стул. Камеры, здесь держали пленников. София дернула дверь четвертой комнаты – заперто.
– Михаил, ключи! – заорала она.
Секунды тишины. Потом вошел Асмаров и дал ей ключ. София вставила его в замок, повернула, открыла дверь…
Там сидел он, в углу темной комнаты, съежившись.
Но это был не Альберт, а другой мальчик.
Комната закачалась перед глазами Софи.
– Нет, – прошептала женщина. Бормоча это слово, она пятилась назад; наконец силы покинули ее, и она опустилась на пол.
Это началось само собой – плач, не похожий ни на что другое; душераздирающий и животный, он вырывался откуда-то изнутри.
Михаил посмотрел на Софию, подошел и поднял ее, в то время как Йенс выносил мальчика.
Все четверо покинули будку.
38
Стокгольм
Томми сомневался и колебался. Налил еще джина – и сомнения исчезли. Он позвонил самому ужасному из ужасных – Уве Нигерсону.
– Пообедаем, Уве?
– Угу, – ответил Нигерсон.
Томми вышел в сад и встал на колени за навесом, куда никогда не пробивалось солнце. Период биологического распада был здесь длиннее, чем где-либо еще, пахло сыростью и мертвой материей. Много старой листвы, возможно оставшейся с прошлого года – не участвующей в фотосинтезе, неразлагающейся, коричневой и неприглядной.
Он копал садовой лопаткой мерзлую землю. Тридцать сантиметров в глубину – это потребовало много времени и усилий.
Но в конце концов лопатка ударилась о коробку из-под печенья. Томми опустил руки в землю, начал разгребать и отковыривать. Он достал ее, обхватив одной рукой, зацепил ногтями крышку, повернул чуть направо, ослабил давление. Крышка поддалась. Внутри лежали упакованные купюры. Евро, он любил евро – и любил добавлять ноль, когда думал о шведских кронах. Двадцать тысяч евро, свернутые в приятный увесистый рулон. Томми сунул его в карман.