Она открыла дверь машины, длинную и тяжелую, вышла из автомобиля, наклонилась и снова заглянула внутрь.
Смахнула с себя строгость, и черты ее лица приобрели обычный вид.
– Будьте осторожны, что бы вы ни делали, – сказала она и захлопнула дверь.
Майлз и Антония перелезли вперед, Майлз сел за руль. Тот был большим и узким. Ингмарссон повернул ключ. Старая машина завелась. Мотор работал надежно. Антония включила навигатор на телефоне и приложение с картами и вбила адрес маленькой деревни в Ютландии, который дала ей София. Затем поднесла телефон к лицу Майлза, чтобы тот увидел маршрут.
– Нам ехать десять часов, – сказал он и выехал с парковочного места.
– Поиграем? Позагадываем животных? – равнодушно сказала Антония.
Томми лежал на диване, прислонив голову к груди Моники. Она погладила его по волосам легким и едва заметным движением.
– Ты был хорошим, Томми.
Она говорила тихим и расслабленным голосом; речь давалась ей с трудом, слова растягивались. Она боролась со словами.
– Всегда, с тех пор как я впервые встретила тебя. По отношению ко мне и девочкам, ко всем, кого ты знал. Даже к врагам.
Он искал симметрию между потолком и верхней частью распахнутой двери.
– Но потом ты стал плохим, Томми.
Закрыв один глаз, он совместил часть двери и угол на потолке.
– Ты перестал разговаривать со мной, стал молчаливым и мрачным. Ты то и дело оживлялся, как будто депрессия пряталась внутрь. Ты изменился. Я хотела помочь, но не могла до тебя достучаться, Томми… Ты замкнулся и исчез.
Он отвлекся от симметрии и просто тупо смотрел в потолок.
– Может, все кончилось, Томми? Может, конец?
Моника резко замолчала, слабо дыша; потом продолжила, уже тише:
– Ты должен поговорить с дочерьми и объясниться. Дай им возможность не нести на себе этот груз. Ты мог поговорить с ними раньше, так сделай это сейчас… Сделай как лучше, Томми.
Он слушал. Он слышал, но не понимал. Раньше понимал. Но раньше – это не сейчас, в прошлом все было совсем иначе. Он был другим, всё было другим. Раньше он был полицейским, супругом, папой, коллегой – легкий, заботливый и, несмотря на относительно мрачный взгляд на жизнь, старающийся поступать правильно. Теперь он по-прежнему был полицейским, супругом, отцом и так далее. Но еще – преступником, убийцей, и при том же мрачном взгляде на жизнь он теперь осознанно поступал плохо. Путь был предопределен. Томми не мог изменить его, как бы ни хотел. Последствия стали бы слишком серьезными.