Отца Николая Господь призвал к себе на службу особым образом – по так называемой «комсомольской путевке». Как говорил известный православный миссионер диакон Кураев, таких «комсомольцев» насчитывалось больше 30 %. В духовные семинарии их направляла советская власть для контроля над церковью и слежения за верующими. Потом многие из них покинули церковь, но многие и остались. Остался и отец Николай, хотя карьеру церковного иерарха ему сделать не удалось. Он не раскатывал по Москве, спрятавшись за темными стеклами блестящего БМВ, не носил часов за 30 тысяч евро, а был лишь рядовым настоятелем рядового прихода в захудалом провинциальном районе. Покровители из особых государственных инстанций успокаивали его, говоря, что он очень нужен в провинции: если все будут сидеть в Москве, то кто же тогда станет следить за жизнью простого народа, выведывать на исповеди их помыслы и грехи, и сообщать в компетентные органы? Отцу Николаю приходилось соглашаться, к тому же звездочки на погоны в, так сказать, его «параллельной жизни», ему исправно добавляли.
С учетом специфики его работы, совсем не удивительно, что он заинтересовался внезапно появившимся в их районе чернокожим гражданином Намибии. Хорошо было бы его как-то прицепить к приходу. Это, с одной стороны, позволило бы держать его на контроле и выведывать информацию, а с другой – создало бы приходу рекламу: все же не в каждой провинциальной церкви есть негры-прихожане. Эту задачу и решал диакон Троекопытов.
Троекопытов двигался не спеша, понимая, что форсируя события легко испортить дело. Сначала он сблизился с Адетокумбо и стал для него неплохим собутыльником. Затем разузнал о его взаимоотношениях с религией. Троекопытов больше всего боялся, что Адетокумбо уже успели покрестить в одну из ветвей христианства, присущих колонизаторской Африке – католичество или протестантизм, обе из которых диакон считал ложными, хотя и не мог толково объяснить, почему. Оттуда перетащить его в православие было бы существенно сложнее, чем из какой-нибудь местечковой веры. Но к счастью Адетокумбо оказался некрещеным.
В процессе общения Троекопытов поставил себя как человека полезного, имеющего разнообразные связи, могущего ввести Адетокумбо в тот или иной круг, а кроме того, доучивал его русскому языку. Наш негр и так неплохо говорил по-русски, правда, с заметным акцентом. Усилиями же диакона он вполне осваивал специфические особенности русской речи. Ну кто еще мог бы разъяснить ему такие нюансы, что про выпитый стакан говорят «Накатил!», а не «Накатал!»? Это дополняло его занятия с местной учительницей-пенсионеркой, которой он, в качестве оплаты за науку, помогал с тяжелыми работами по хозяйству. Интересно, что ей также приходилось не только разъяснять основы грамматики, но и поправлять Адетокумбо в вопросах, не входящих в школьную программу, учить правильному произношению. Занятно было наблюдать, как, обсуждая посещение сельской дискотеки, она втолковывает ему: «Говорить надо не “даль в хли-ибaль-о!”, а “дал в х-л-е-бaло!”. Повтори: в хле-бa-ло! А лучше так вообще не говорить, и в хлебaло кому попало не давать – мало ли на кого нарвешься!» Но, конечно, превзойти деревенского диакона в идиоматических вопросах она не могла, поэтому его наука оказалась для Адетокумбо очень кстати. Так начался путь Адетокумбо к православной вере.
Троекопытов со своей задачей справился. Помогла ему и добрая воля Адетокумбо, который, найдя прибежище в российской глубинке, старался максимально вжиться в русскую культуру и поэтому сам был рад принять православие.
Прагматичный Отец Николай решил сделать из крещения шоу, чтобы привлечь побольше народу, поэтому его приурочили к церковному празднику. Настоятель заранее распустил слухи о предстоящем мероприятии, в результате количество народу увеличилось – многие просто хотели посмотреть на нигера, которого никогда не видели живьем. А уж нигер в купели – разве можно такое пропустить!
Правда, имелось одно но, которое могло превратить шоу из торжественного в комическое. Адетокумбо матерился нещадно. При этом отучить его материться не удавалось. Русский язык ему был не родным, поэтому он не чувствовал никакого отличия матерных слов от обычных, они для него не имели того значения, как для русского. Соответственно, Адетокумбо было очень тяжело их отслеживать. Отец Николай это понимал, и процедуру крещения решили отрепетировать заранее. Репетировали до тех пор, пока Адетокумбо ни научился делать все идеально.
Некоторая загвоздка вышла с купелью – погружаясь, он каждый раз вскрикивал «Ух, «глядь»!!!» – уж очень холодной казалась ему вода. С остальным получилось проще. Разучили необходимые ритуалы – где встать, когда что сказать и сделать. Оставалось еще выбрать русское имя, которое будет дано при крещении. Чтобы облегчить Адетокумбо задачу, Отец Николай предложил ему выбрать имя, как-то созвучное с имеющимся. Например, Александр. Однако Адетокумбо решил оттолкнуться от имени Мамбуда, тем более, что и сам Николай чаще всего называл его именно так. В результате сошлись на имени Михаил, а на вопрос, почему, Адетокумбо сослался на диакона Троекопытова, который рассказывал ему об Архангеле Михаиле, что тот «типа, крутой чувак, всем звезды наваляль!» Отец Николай был уверен, что диакон описывал архангела иначе, но не стал спорить.
В конечном итоге, все прошло хорошо. Адетокумбо правильно выполнил все необходимые ритуалы, без лишних восклицаний погрузился в купель, правда, явив присутствующим ярко алые, буквально сверкающие трусы, которые надел, видимо, по случаю праздника. Его лицо светилось неподдельной радостью. Идея Отца Николая сработала, оставалось приучить негра регулярно исповедоваться. Шанс у священника был.
Естественно, исповедовал Адетокумбо сам Отец Николай. Он расспрашивал неофита о его грехах – злоупотреблял ли спиртным, курил ли траву, прелюбодействовал ли и т.п. Адетокумбо на все вопросы отвечал утвердительно. Казалось, он искренне раскаивался в содеянном. Когда очередь дошла до убийства, Адетокумбо тоже кивнул. Отец Николай обрадовался, но не подал виду. «Нет, не зря мы его обрабатывали!!! – подумал он. – Будет, что доложить центру!». Покровительственно прикоснувшись к плечу новообращенного, Отец Николай спросил:
– Сын мой! Ты отвечаешь «да»? Правда ли, что ты убил кого-то?
– Да отьец, да! Замочиль, cyка!!! – говорил Адетокумбо, чуть не плача. – Точнее не я, а может и я, не знаю, кто-то из нас!
– Так расскажи же мне подробнее, кто пал от руки твоей! Ну или не твоей, – потребовал священник.
– Дьело в Африке было. Шатались мы с братом по окраинам Виндхука, а там в один поселок, где богатые живут, колдун Вуду приезжал. Мы случайно его заметили. Он к кому-то приезжаль, чтобы магией помочь. И задержалься там, домой уже вечьером ехаль. А мы пешком шли. А колдун случайно шину прокололь, и остановилься, меняль. А у нас с братом по железному пруту быльо, на всьякий слючай, от разной шпаны отбиваться. Грабить-то мы никого не собирались, а тут подумали: едет от клиента, значит, дьеньги есть! Подскочили, и давай прутьями дубасить, весь кочан раскроили! Забрали деньги, часы, мобилу, ну и еще кое-что! Кто из нас убиль – не знаю, неизвестно, от чьего удара он подох! – трясясь, рассказывал Адетокумбо.
– Деньги пропили? – спросил священник.
– Коньечно, отец!
– Раскаиваешься ли ты в содеянном?
– Раскаиваюсь, отец! – ответил Адетокумбо, всхлипывая.
– Тебе жалко колдуна?
– Ньет, колдуна мне не жалко, их у нас много! Мне жалко, что я его убиль! В этом раскаиваюсь!