— Гавриил Державин!
Историк кивнул и стал серьезным.
— Мне известен славный род Державиных. Он и впрямь берет начало от Багрима. Итак, — он окинул глазами класс, — вы напрасно смеялись, друзья мои. Перед нами — потомок великого мурзы!
Гимназисты притихли, с любопытством глядя на своего товарища. После этого случая все стали звать Державина Мурзой.
Учителя Казанской гимназии, выходцы из Московского университета, были кумирами своих учеников. А директор Михаил Веревкин, настоящий рыцарь просвещения, стал одним из самых уважаемых людей в Казанской губернии, вторым после губернатора. Чтобы наглядно продемонстрировать успехи своих воспитанников, он затеял поставить силами гимназии известные пьесы русских и иностранных авторов. Поскольку императрица Елизавета Петровна страстно любила театр, то и сценические воплощения гимназистов приветствовались властями.
В Казанской гимназии был поставлен "Гамлет" Шекспира в весьма свободном переводе Сумарокова. Юные актеры, не имевшие о подлиннике никакого представления, свято верили, что благородный датский принц, победив предателя-короля Клавдия, благополучно женился на Офелии и стал добрым и справедливым владыкой своей страны. Так перевел "Гамлета" Сумароков. Но шекспировская мысль все-таки пробивалась сквозь вольное авторское прочтение. Особенно ясно она звучала в монологе "Быть или не быть":
Столь сложные произведения не всегда удавались гимназистам, и тогда Веревкин решил поставить спектакль собственного сочинения, простой и понятный. Он задумал привлечь к нуждам гимназии местных меценатов, и поэтому в его пьесе действующими лицами были губернатор, чиновники городской магистратуры и богатые купцы, которые по ходу действия постоянно жертвовали деньги для гимназии.
Веревкин лично руководил репетициями, стараясь, чтобы весь курс принял участие в постановке. Одни прилежно учили роли, другие готовили освещение, третьи подбирали реквизит.
Особое задание получили лучшие воспитанники, любимцы Михаила Ивановича — Державин и Неклюдов. Они должны были смастерить картонные фигуры Ломоносова и Сумарокова и, держа их перед собой, взобраться на священную гору Парнас, изготовленную реквизитной бригадой. По замыслу директора, Сумароков и Ломоносов, стоя на вершине Парнаса, поочередно воздавали хвалу императрице Елизавете Петровне, чей портрет красовался на задней кулисе сцены.
Фигуры великих поэтов, мастерски скопированные с портретов и раскрашенные масляными красками, получились очень похожими на оригиналы. На месте глаз были прорезаны дырочки, из которых выглядывали веселые глаза Гани и Мити. Имелась также небольшая прорезь возле губ, позволяющая свободно проникать звуку. Веревкин самолично взошел на гору Парнас, проверить, чтоб та не развалилась, а затем проэкзаменовал воспитанников: хорошо ли запомнили слова.
— Надобно не только не сбиться, но прочесть громко, с выражением, — неустанно наставлял он.
На генеральной репетиции мальчики старались от души. Начинал Державин стихами из оды Ломоносова с длинным названием: "На день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны":
И далее в том же духе, словно перекликаясь друг с другом, картонные Ломоносов и Сумароков продолжали славить императрицу.
Приближался день спектакля, приуроченный к годовщине открытия Московского университета.
— Ты хорошо запомнил слова? — беспокоился Державин, привыкший опекать друга. — У тебя стихи сложнее моих. Эх, надо было дать тебе роль Ломоносова!
— Что ты, — успокаивал Митя, — я Сумарокова хорошо затвердил. Какие, право, гении оба! И наверное, дружат, как мы с тобой?
Гимназисты, конечно, не знали о постоянных распрях между двумя русскими поэтами. Даже императрицу Елизавету Петровну в своих одах воспевали по-разному. Ломоносов — прямолинейно и бесхитростно, Сумароков между строк поучал ее, стараясь внушить благие мысли.
Перед началом представления Веревкин прошел за кулисы, поддержать и ободрить артистов, и между прочим сообщил, что в зале находятся не только первые лица Казани, но и гости из других городов: директора школ из Перми, Саратова, Екатеринбурга и Оренбурга. Услыхав новость, Митенька вышел на сцену, закрытую от зала бархатным занавесом, поглядел в глазок и в страхе отпрянул.
— Что с вами, Неклюдов? — улыбнулся Михаил Иванович. — Не бойтесь! Публика сегодня самая доброжелательная.
Он пожелал артистам успешного выступления и ушел в зал. Державин бросился к побледневшему Мите.
ebooksa