На последнее слово троица моих коллег отреагировала по-разному. Палтус сделал вид, что ничего не слышал. Пружинисто встал и направился к белому шкафчику с красным крестом. Глаза Светки на секунду расширились, улыбка завяла. Она села на скамейку и принялась расшнуровывать ботинки. Папай-Вася начал насвистывать мотивчик и обрывать со своего импровизированного посоха кусочки засохшей коры.
Ясно было одно. Они все поняли, что именно за нештатная ситуация случилась. И даже поняли, как именно им себя вести.
— Что-то ребята там долго, — сказал я и выразительно посмотрел на дверь шлюза.
— У них еще сорок три минуты, — проговорила Лада, потыкав пальцем в свою «плюшку».
Эмиль заворочался и застонал.
Светка стянула с себя комбинезон и скрылась в душевой.
По инструкции, сейчас нужно было снять униформу, сложить ее в специальный ящик и принять душ со спецсредствами. И только потом переодеться в нормальную одежду и возвращаться в реальный мир обратно.
Вроде бы, из «тридцать второй» никогда не выносили опасных бактерий, токсичных веществ или, там, высокой дозы радиации. Но береженого, как говорится...
«Тридцать вторая» все время как-то менялась, так что ритуал выхода из нее старались не нарушать.
В больничный корпус меня запустили без проблем. Собственно, «корпус» — это громко сказано. Скорее уж больничный коттедж. Но в отличие от той больницы, в которой я очнулся, никакой покрашенной масляной краской ламповостью тут и не пахло. Стекло и пластик. И кровати, больше похожие на кресла пилотов звездолета. Высокотехнологиные коконы, с мерцающими мониторами.
Невесомая фея в полупрозрачном белом халате поверх довольно-таки вызывающего фиолетового платья, проводила меня до палаты, куда положили Эмиля и ослепительно улыбнулась.
— Вот здесь в ручке кресла есть кнопка вызова, — сказала она. — Если захотите поесть или еще что-нибудь, то смело нажимайте.
— А что, как только я сяду в это кресло, у меня отсохнут ноги? — ухмыльнулся я.
— Нет конечно! — возмутилась фея-медсестра. — Просто может вам не захочется покидать друга в поисках еды...
— Ну разве что в этом смысле, — я кивнул и сел. Кресло для посетителя, надо же. А ведь явная реанимация же. Насколько я помню, в больницах, чтобы пробиться в палату к родственникам, нужно было преодолеть семью семь церберов, разбрасывая по дороге ворохи крупных купюр... Хотя ладно, что это я? Это у меня какие-то дремучие воспоминания из детства остались.
Я опустился в кресло, которое подо мной тихо вздохнуло и приняло еще более удобную форму, чем казалось в начале. Как бы тут не уснуть вообще.
— Ну я пошла? — спросила медсестра.
Я ничего не ответил, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Дверь едва слышно скрипнула, закрываясь.
Мышцы болезненно подрагивали, напоминая о том, что утро сегодня было на редкость бурным. Мозг... В голове вяло крутилась одна невнятная мысль. Как будто мячик ударялась о стенки черепа, отскакивала и вяло перемещалась к противоположной стороне.
Была еще одна часть ритуала выхода из «тридцать второй». Беседа с безликим человеком в штатском в маленькой невзрачной комнате. Вообще там их было двое, но спрашивал один, а второй — записывал. Но когда до меня дошла очередь, эти двое уже устали и торопились, так что я отделался чисто формальным «зашли и вышли, приключение на двадцать минут». Правда, когда я уже уходил, тот, что писал показал что-то тому, что спрашивал. И оба посмотрели на меня с каким-то нехорошим интересом. Но останавливать не стали.