Нет, Широ видел её настоящую — золотые зрачки и полностью окрасившиеся в цвет крови белки глаз.
Мило улыбающаяся и едва не подпрыгивающая от нетерпения и хорошего настроения девушка рядом с ним была монстром огромной силы, противостоять которому он, положа руку на сердце, не мог. Даже при всем желании просто огрызаясь, перед тем как потерять всю кровь или голову.
Но разве он в прошлом уже не противостоял тем, кто всем миром считался чудовищами несоизмеримой силы? Не уничтожал магов, способных своими фокусами призывать армии демонов и сметать горные вершины?
Нет, как боец прямого столкновения он был слаб. Но стал инквизитором не за силу, не за личную мощь возвысился в иерархии, заслужив продление жизни для дальнейшего служения Империи, допуск к артефактам и секретам магии, недоступным даже абсолютному числу служащих на благо империи мистиков.
Он нападал исподтишка, выпрыгивая, как людоед из болота Угденской топи, как вендиго из рыхлого снега Астеркансих гор. Удар в миг наименьших ожиданий, выстрел в череп в самый неудобный для ответа момент. Нарушение ритуала, уничтожающего самого оккультиста, отправляющее душу ублюдка к его любимым богам…
Эмия не обольщался симпатии со стороны могущественного существа, ибо знал, что такое положение всегда было временным. Это подтверждали и друиды Могдрогена и, конечно же, рабы колдовских богов. Он своими глазами видел результаты опалы таких «любимчиков», что в прошлом купались в лучах благоволения своих хозяев.
Смерть порой была куда предпочтительнее, даже непомерно мучительная.
Всякое расположение временно, этот урок он усвоил давным-давно, и единственное что нужно предпринять сейчас, так это подготовить ответные меры для такого «разрыва отношений».
Подстелить солому.
И в случае с Брюнстад, смерть была предпочтительнее бытия новообращённым рабом-кровососом, развлекающим госпожу и медленно, а возможно и быстро, теряющим свое «я».
Ему нельзя терять её расположения, по крайней мере, пока он не будет уверен, что сможет пережить его потерю без серьезных последствий. Но пока… маг должен помнить кто он, кем он был, ибо эта нерушимая константа, преследующая его уже долгие годы. Переопределяющая его естества.
Даже если придется отложить свои эмоции и чувства в сторону, чтобы достичь цели и обезопасить себя и близких от Арквейд, он сделает это. Как бы ему сейчас она не была симпатична.
«Черт, — он хотел досадливо сплюнуть, — почему она ведет себя именно так? Почему она именно такая? И почему, возлюби меня Корваак, я не могу полностью воспринять её как монстра…» — как бы он не пытался абстрагироваться, что-то мешало ему не видеть её человечность.
Эти ужимки, неловкие движения, переполненные смущения, смешные попытки вызнать его прошлое для… Для чего? Неужели она действительно куда человечнее, чем он думал с самого начала? Лучше, чем он желал её видеть, насильно заставляя себя отрезать все лишнее?
Это и есть тот самый самообман?
Уверив себя в её чудовищной природе, Широ насильно заставлял себя не замечать всех её положительных качеств, чтобы после… Без угрызений совести иметь возможность ударить, затыкая часть себя выдуманными причинами.
Так чем он сам отличается от себя старого, приговорившего целые города к Инкубатору?.. Уровнем паранойи и другими причинами? Причинами якобы более возвышенными или первостепенными в личном плане?
Почему он-прошлый и он-нынешний так похожи? Даже несмотря на все попытки отца и учителя вправить ему мозги, привить гуманность, о которой он сам забывает слишком часто.
Хотя скорее отбрасывает, видя то, как она его тормозит.
«Получается я не лучше, чем тот же Роа, — констатировал Широ. Кулак сжался. Благо идущая рядом девушка была погружена в свои грезы, не замечая перемен настроения. — Почему я вообще об этом думаю? — он покосился — сохраняя легкую улыбку — на Арквейд, которая ощутив на себе его взгляд, обернулась и улыбнулась в ответ, сильнее сжимая его руку, отпускать которую, судя по всему, не хотела. — Пытаюсь обелить её, найти причины не ударить в спину или все же подло предать, подстрекая себя мыслью о её природе?»