Лицедей. Зловещий миттельшпиль

22
18
20
22
24
26
28
30

Смотрю в сторону продолжающих визжать сервоприводов и вижу, что это на тропинке лежит и корчится один из броневичков. Значит, я удачно пострелял.

Последний выживший успел скрыться, но и хрен бы с ним. Питер заберёт его.

Я забрал у убитых и недобитых всё оружие, после чего вытащил трофейный нож и начал, как говорится, резать сухожилия.

Пришлось попотеть, потому что даже сервоприводы у них реально крепкие, но я справился. Все выжившие, коих оказалось целых четыре, включая ту бабу, были обездвижены, а затем я начал их разоблачать.

Кое-где пришлось разрезать непонятную противоосколочную ткань, где-то удалось справиться развязыванием этой «умной верёвки», но, в итоге, предо мной предстало четыре израненных тела. Вроде люди, обычные люди, но такие мудаки...

Связываю их, после чего, под аккомпанемент стонов и хрипов, волочу их в направлении пристройки.

Там я складываю из заготовок под временные кресты небольшой костёр, который поливаю бензином из пятилитровой канистры.

— S’ilte plait ne le fais pas... — взмолилась та баба, вновь пришедшая в себя.

Видимо, ей стало ясно, что я собираюсь сделать. Просит чего-то, если верить этому «сильвупле».

— Жё нё манж па сис жур, — ответил я ей, чем ещё больше напугал.

Она выпучила глаза в ужасе и попыталась отползти.

— Куда? — пнул я её в живот, наблюдая, как разгорается пламя.

Может, ну его? Варварство какое-то...

Меняю маску на Наполеона. К этому моменту очнулись ещё двое. Наверное, бронекостюмы впрыснули в них какие-то боевые коктейли, потому что у одного из них кишки волочились по земле, когда тащил их сюда.

Поэтому почти все из них смогли пронаблюдать, как мой облик меняется на образ Наполеона Бонапарта.

— Кто из вас стрелял в надгробия? — спрашиваю я на чистом французском. — От ответа сильно зависит то, как вы умрёте. Не услышу правильного ответа — сгорите заживо.

— Это он! — без раздумий мотнула головой на крепко сложенного мулата та сорокалетняя баба. — Это Абу!

Мулат лишь с презрением посмотрел на неё, но не стал ничего говорить. Остальные тоже.

— А ты мне нравишься! — заулыбался я, приближаясь к ней. — Приношу эту жертву тебе, богиня Стикс.

Кинжал бедняжки Рагнара протыкает грудь француженки. Она в потрясении опускает взгляд на рукоять, после чего умирает от воды реки Стикс, смешивающейся с вытекающей из раны кровью.