И вот, спустя четырнадцать часов быстрого бега, я у подножия скалы, на которой высится дворец Стикс.
«Начинать с „Встречай, подруга, дорогого друга“ будет не лучшей идеей», — подумал я, поднимаясь по базальтовым ступеням.
Колонны действительно были серебряными, тут в точности, как Харон сказал. Красивая гравировка тут, кстати, закос под природные орнаменты — будто колонны оплетает густая лоза с листьями и виноградом.
Поднимаюсь и вижу перед собой чернокаменную двустворчатую дверь. Точнее, врата. Высота их створок где-то около шести метров, поэтому полагаю, что либо Стикс ожидала гостей из гигантов или самых мелких титанов младших поколений, либо ей не чужд пафос цыганских баронов.
С недюжинным усилием толкаю врата и открываю себе вид на серебряный пол, внутреннюю серебряную колоннаду, призванную держать высоченный потолок дворца, а также чернокаменный трон, высящийся в конце огромного зала. И на троне сидит высоченная женщина в просторном хитоне.
Невольно перейдя на строевой шаг, приближаюсь к трону.
Только приблизившись на близкое расстояние я понимаю, что женщина высотой где-то в районе четырёх метров.
Лицо её монументально. Вера Мухина, увидь она это лицо, несомненно использовала бы его для воплощения образа колхозницы на монументе «Рабочий и колхозница». Не похожа эта богиня на гречанку, черты лица её прямы, взгляд, даже направленный не на тебя, пронзает холодом до основания пяток. Белоснежные волосы её сложены в пучок, а голову её украшает серебряный лавровый венец. Фигура её атлетична, сила чувствуется даже в положении рук на подлокотниках трона. Богиня такая, какая она есть.
Несомненно красива. Не людской красотой, но божественной...
— К-к-то-о-о?.. — изрекла она одновременно ослабшим, но и властным голосом.
Будь она человеком, имела бы успех в опере, потому что меня этот голос пронизал до глубины души. Но она не человек, а богиня. Что богине до смертных утех?
— Я — Дмитрий, сын Ибрагима! — набравшись храбрости, представляю я себя.
— К-а-а-к по-о-осмел, с-с-смертный? — поинтересовалась Стикс.
Стало как-то тоскливо от осознания того, что я действительно дурачок и вообще решил сюда идти.
Но видно, что ей сейчас очень паршиво. Не лучшие годы, видимо...
— Нижайше прошу милости, верно извечная и извечно верная... — рухнул я на колени.
И ничего. Стикс сидит как статуя, ни движения мимической мышцы, ни изменения взгляда. Смотрит в никуда, расположенное где-то надо мною, даже взгляд не опускает. Не может или не хочет — это очень важно определить прямо сейчас. Ключевой момент, можно сказать. Если не хочет — мне крышка, если не может — вот тут можно поплясать и побултыхаться.
Но не происходит абсолютно ничего. Медленно дышу, стараясь не шуметь, а богиня бездействует. После таких вопросов, заданных ею, меня давно должна ждать смерть. Персоне такого уровня даже пальцем шевелить не надо, чтобы прихлопнуть слишком наглую букашку. Но она бездействует. Почему?
Тут я начал слышать выдох, долгий, как течение реки, звонкий, как звук падающих на мрамор серебряных монет. Кажется, она хочет что-то мне сказать.
Подползаю на коленях поближе, но всё так же слышу неразборчивый выдох. Не знаю, что делать. Ссыкотно просто так подходить, угробит, как пить дать...