В окно я наблюдал, как наша «группа захвата» спокойным прогулочным шагом пересекает двор, исчезает в подъезде, а минуты через три в двух окнах на втором этаже загорается свет — Ванюша решил
— Свет зажегся… — сообщил мне полковник, видимо, опасаясь, что с моего кресла этого не видно. — Группа в квартире.
— Спасибо! — поблагодарил я.
И в микроавтобусе опять повисла тишина.
Минут через пять я начал волноваться — по моим расчетам, Кузьмину на допрос хватило бы и пары минут, а тут такая задержка! Неужели колдун решил получить от предателя какие-то дополнительные сведенья?
Еще минут пять…
— Свет погас… Выходят втроем…
— Спасибо…
Когда троица заняла свои прежние места в салоне, Нарышкин скомандовал:
— К Богословскому.
— Есть.
Когда машина тронулась, Ванюша принялся меня шепотом просвещать:
— Мимо. Оказалось, у Винницкого жена-истеричка начала исполнять и грозиться уехать обратно в Россию вместе с детьми, вот он и
— Как бы и следующий… — расстроился я.
— Ну и хер с ним! — пихнул меня локтем в бок Кузьмин. — Я вот вообще не понимаю, как ты это делаешь, и не жужжу!
— Это ты-то не жужжишь?
— Если только немного. Как самочувствие?
— Прихожу в себя.
Ротмистр Богословский жил на Краузенштрассе в большом пятиэтажном доме, расположенном прямо напротив небольшого сквера.
— Наших в этом доме еще двое проживают, — сказал Нарышкин, когда полковник запарковал машину в очередном не особо освещенном месте. — Окна квартиры Богословского на третьем этаже выходят как раз на сквер, в подъезде консьерж. Еще один наш коллега проживает этажом выше, в этом же подъезде, а еще один в соседнем.