Камень. Книга 10

22
18
20
22
24
26
28
30

— Полностью согласен! — кивнул художник и заулыбался. — Ладно, Лешка, я тебя понял и не буду больше приставать со своими музеями и галереями.

— Ко мне можешь, — отмахнулся я. — Даже должен приставать, чтобы я не зазнавался. А вот к другим… пожалуй, не стоит.

Около трех часов ночи случилось ожидаемое — меня на медляк буквально выдернула раздосадованная Панцулая.

— Алексей, почему ты не остановил Фердинанда? — Елена смотрела на меня полными слез глазами. — Моя репутация окончательно растоптана! Как я теперь в глаза родичам смотреть буду? И девушкам из общества тоже?

— Какая растоптанная репутация, Лена? — вздохнул я. — Твой Федя не обычный русский дворянин, а немецкий принц, на секундочку! Цельный родной внук императора Вильгельма! Ты хочешь, чтобы этот Гогенцоллерн, гордый потомок тевтонов, которые и мои предки тоже, даме своего сердца скромную квартирку в Бутово подарил?

— Это неправильно, Алексей! — слеза потекла по щеке Панцулаи. — И я прекрасно понимаю Фрица — он хотел как лучше! И даже обиделся на меня, когда я отказалась от его подарка! Алексей, можно мне улететь завтра домой? Я проверила — завтра вечером есть билеты на регулярный рейс до Москвы…

— И в Париж не полетишь? — хмыкнул я.

— Не полечу, — помотала девушка головой. — Можно мне в Москву? В училище? В такую уютную общагу? От всех этих сложностей!

— Нельзя, курсант Панцулая, — опять вздохнул я, понося при этом себя последними словами. — Тебя чему в этом самом училище преподы в погонах учили? Стойко переносить все тяготы и лишения. А ты? Позорно сбегаешь при возникновении первых же проблем! Кроме того, право собственности на квартиру, нежилое помещение и сам ресторан по моему приказу оформлены конкретно на тебя, и решения я менять не собираюсь.

«Курсант Панцулая» после такого отрезвляющего спича прижалась ко мне и разрыдалась, так что пришлось вести ее к себе за столик и успокаивать. Тут же набежали «заинтересованные» лица, коими являлись наши девушки, начал наворачивать круги у столика и не на шутку разволновавшийся Федя Гогенцоллерн.

Девушек пришлось шугануть, Фрица тоже, а все свое внимание сосредоточить на выслушивании жалоб Елены на ее тяжелую жизнь, ставшую таковой после появления на их курсе некоего курсанта Алексея Романова. Бессвязный поток откровений Панцулаи стал иссякать только после того, как к нам подсела Соня Ольденбургская. Елена как-то сразу успокоилась и даже коротенько поделилась с норвежкой своими горестями, не забыв упомянуть и мою роль в произошедшем.

— Алексей, — Соня смотрела на меня смеющимися глазами, — ты иди танцуй, а мы с Еленой пообщаемся…

— Исчезаю, — поднялся с дивана я и кивнул, изображая благодарность.

И тут же попал в цепкие лапы младшего Гогенцоллерна:

— Алекс, ну как? — схватил он меня за предплечье.

Одного взгляда хватило, чтобы немецкий принц убрал руку.

— Извини, родственник, я весь на нервах! Что там с Еленой?

— Я тебя предупреждал, что твой подарок — это слишком? — хмурился я. — Предупреждал. Но ты меня не послушал. И теперь мне, а не тебе, приходится выслушивать целые потоки бабского нытья про растоптанную репутацию и будущие печальные последствия этого прискорбного факта. Фердинанд, ты не находишь, что это уже слишком?

На младшего Гогенцоллерна было жалко смотреть — выражение его лица менялось каждую секунду, он не знал, куда девать руки! Прав был родитель — влюбленный молодой человек с чувством вины являлся отличным материалом для использования.

На хер совесть и родственные чувства — немцы с англичанами положили на эти чувства болт и заставили испанцев напасть на тебя и на твоих друзей на Ибице! И пусть это тупое нападение походило больше на провокацию для поддержания шумихи в прессе, чем на попытку реально причинить нам вред. Все равно!