Камень. Книга 10

Император аж крякнул и одним глотком допил свой коньяк.

— Дорогая, ты хочешь сказать?..

— Именно, дорогой. Подумай хорошенько об этом варианте, негоже такую девку упускать…

* * *

Соне Ольденбургской было не до концерта — девушка гадала, что же именно придумал Алексей для их первого свидания, особенно на фоне слов молодого человека о мотоэкипировке. Просто покататься на байках вдвоем? Слишком просто… Гонки по ночной Ницце с посещением какого-нибудь ресторанчика? Не очень оригинально и совсем не в стиле молодого Романова, о провокационных выходках которого уже начали слагать целые легенды… Что же тогда?..

Девушка улыбнулась, стараясь не обращать внимания на сладострастные взгляды, украдкой бросаемые в ее сторону Умберто Медичи и Вильгельмом Гогенцоллерном, в одной ложе с родичами которых они оказались с дедом и отцом.

А на сцене объявили знаменитую «Улетай на крыльях ветра» из оперы Бородина «Князь Игорь», и с первыми звуками вступления после очередных аплодисментов Соня почувствовала что-то необычное: складывалось полное ощущение, что весь театр накрыло огромным, теплым, убаюкивающим куполом умиротворения, прекрасно накладывающимся на знаменитую мелодию. Прошло несколько мгновений, и девушка с удивлением заметила, как доспехи окружающих ее людей стали отзываться на это воздействие, резонировать с ним. Не осталось в стороне и сознание тех людей, до которых могла дотянуться Соня — присутствующие на концерте стали впадать в некое подобие коллективного транса! На их лицах читался единый восторг с тихим умиротворением, некоторые, совершенно не стесняясь, махали руками в такт арии, что в высшем обществе считалось совершенно недопустимым! И тут девушка поняла, что и ее непреодолимо тянет присоединиться к окружавшим ее таким счастливым людям!

Кое-как отстроившись от навязчивого морока, Соня сосредоточилась на поиске дирижера всего этого действа и без особого удивления обнаружила, что это Алексей. Молодой человек хоть и был напряжен, внимание девушки заметил и ответил ей, послав вполне ощутимую эмоцию нежности, после которой у Сони по всему телу разлилось тепло. Она как-то сразу расслабилась, успокоилась, не забывая при этом отстраиваться от такого приятного воздействия, и даже не обратила особого внимания на того страшного колдуна из свиты Алексея, светящегося примерно в паре лож от нее, и принялась с огромным интересом наблюдать за тем, чем же закончатся ментальные эксперименты молодого человека…

* * *

Практически весь второй акт Кузьмин просидел как на иголках — царевич, чтоб ему пусто было, решил устроить очередную тренировку в условиях, приближенных к боевым! И ладно, если бы он упражнялся на рядовых европейских гражданах — этих было не жалко от слова совсем… Пусть даже на аристократах — их в Европах как собак нерезаных! Но тренироваться на членах огромного числа правящих родов мира!!! Это ж какой отморозью надо быть!!!

Еще и эта принцесса норвежская все заметила! Слава богу, что девчушка не запаниковала и не устроила истерику! А если она родичам своим все расскажет?..

Но царевич справился — экзальтированная публика была у его ног! Вернее, у ног не менее экзальтированных царевичем солистов Большого театра, казалось, выкладывавшихся на сцене на все двести процентов. Не обошлось и без отдельных эксцессов, и речь шла не о долгих и продолжительных аплодисментах, переходящих в бурные овации после исполнения каждой арии, постоянных выкриках «Браво!» и «Бис!», а о том, что особенно восторженные почитатели классической оперы откровенно брезговали класть цветы на краешек сцены, выражая таким образом свои эмоции, а просто ломились на эту самую сцену с цветами и лезли обниматься и целоваться с солистами Большого театра! Что самое характерное, эти выходки воспринимались остальной высокородной публикой как нечто само собой разумеющееся! Короче, все превратилось в такое милое сердцу Кузьмина подобие обычной пьянки в рядовом московском кабаке, только без употребления крепких алкогольных напитков в немереных количествах, кровавых драк и поножовщины.

Этот немудренный вывод подтвердил и сидящий рядом с Ваней Прохор, далекий от мира классической музыки:

— Это несомненный успех, Олегыч! — заявил воспитатель великого князя, на лице которого по окончании концерта читался нескрываемый восторг. — Даже я под впечатлением!

— А я-то под каким… — хмыкнул Кузьмин. — Смотри, Петрович, если ты после сегодняшнего заделаешься поклонником оперы, я с тобой здороваться перестану.

— Да ну тебя! — отмахнулся Белобородов. — Ничего ты не понимаешь в высоком искусстве!

— Ага, ты у нас знаток… Именно поэтому ты в оперу с любимым тесаком пришел… Вон, из рукава торчит…

* * *

К концу выступления наших артистов я изрядно вымотался, и мне стоило немалого труда как можно нежнее вывести собравшихся из транса. Но ничего, справился и даже остался доволен «проделанной работой».

Радовало и другое — никто из нашей ложи не заметил моих упражнений, а остальные Романовы списали такой грандиозный успех солистов Большого театра на их собственный профессионализм. Царственный дед, оценив атмосферу в театре, даже сгоряча заявил:

— Вернемся на родину — всем артистам большая премия с какой-нибудь висюлькой на грудь! И увеличение финансирования Большого!

В этом начинании его поддержали и остальные Романовы, а уж когда императору стали высказывать свои восторги Бурбоны с Гримальди, свои «пять копеек» решила вставить императрица:

— Дорогой, мне кажется, но мы просто обязаны поблагодарить артистов лично! Предлагаю прямо сейчас пойти к ним в гримерки! Где цветы?