Рассказы о Привидениях Антиквария – Собирателя Древних Книг. Бледный Призрак и Прочая Нежить

22
18
20
22
24
26
28
30

Скорее всего, вы решили, что они нашли там скелет Николаса Франкена, того самого магистра, о котором я рассказывал раньше. Ничего подобного не произошло. Единственное, что им удалось найти между балками, поддерживающими пол, так это небольшую медную коробочку. В ней находился аккуратно сложенный пергамент, содержащий в себе не более двадцати строчек. Причем, как Андерсон, так и Дженсен (который вдобавок ко всему оказался и палеографом[95]) очень заинтересовались этой находкой, ведь она могла дать ключ к таинственным, паранормальным явлениям, происходящим в гостинице.

* * *

У меня есть копия работы по астрологии, которую я никогда не читал. В ней, как фронтиспис, используется деревянная гравюра Ханса Зебальда Бехама[96] с изображением нескольких мудрецов, сидящих вокруг круглого стола. Эта деталь, вероятно, даст возможность экспертам установить автора этой книги. Я не могу разобрать её название, и к тому же, в настоящий момент прочесть то, что там написано, не представляется возможным. На форзаце её что-то написано от руки. В течение всего того времени, что эта книга находится у меня я не могу понять в каком направлении нужно читать эту надпись, справа налево или слева направо, еще сложнее понять на каком языке она написана. Ничем не отличалось от моих усилий прочесть эту книгу затянувшееся изучение Андерсона и Дженсена того документа, который они обнаружили в медной коробочке.

После двух дней неустанного бдения над пергаментом, Дженсен, который был самым эрудированным из всех присутствующих, несмело высказал предположение, что тот язык, на котором написан этот текст, является либо латынью, либо древним датским языком.

У Андерсона не было никаких возражений на этот счет, только ему очень хотелось отдать эту коробку и манускрипт Историческому Обществу города Виборг, чтобы они их оставили у себя в музее.

Несколько месяцев спустя, когда мы с моим кузеном гуляли в лесу возле Упсалы,[97] мы зашли в городскую библиотеку, где он и подсказал мне, что нужно посмотреть. Я не мог удержаться от смеха, читая контракт, согласно которому Даниель Сальфениус (немного позже по времени он стал профессором иврита в Кеннинсберге) продал душу Сатане. Правда, Андерсон почему-то от всего этого не особенно веселился.

– Безумец! – сказал он о Сальфениусе, который подписал контракт с Дьяволом, будучи еще студентом, – он видимо даже не подозревал, в каких тенетах он окажется?

После того, как я высказал по этому поводу свои соображения, обычные в подобной ситуации, он мне ничего не ответил, а лишь только пробурчал что-то невнятное себе под нос. После обеда он рассказал мне всю эту историю, которую вы сейчас читаете. В то же самое время он отказался делать какие-либо собственные выводы на этот счет или соглашаться с теми, которые я приводил ему.

Граф Магнус

Каким образом эти материалы, на основе которых мне удалось подготовить рассказ, попали в мои руки – есть последнее, о чем я хотел бы сообщить моему читателю. Тем не менее, я считаю необходимым вначале сделать небольшое вступление и рассказать о том в каком состоянии они перешли в мое владение.

Одна их часть состояла из рассказов, взятых из книг о путешествиях. В сороковые и пятидесятые годы томик таких рассказов можно было увидеть в каждом доме. «Дневник пребывания в Ютландии и на Датских островах» Хораса Мэрриэта[98] – является прекрасным образцом изданий того сорта, о котором я говорю. В таких книгах обычно описывается какой-нибудь неизвестный уголок на континенте. В них присутствуют иллюстрации из гравюр на дереве или стальных пластинках. В подобной литературе, как правило, подробно описываются гостиничные номера и средства коммуникации, эту информацию вы сейчас можете без труда найти в любом хорошо составленном путеводителе. В них всегда приводится огромное количество различного рода бесед с образованными иностранцами, разудалыми хозяевами гостиниц, и словоохотливыми крестьянами. Одним словом, в них слишком много пустой и лишней болтовни.

Если уж говорить о том, как я решил подать материал в рассказе, то мои записи, по мере развития действия в нем, приобретают характер дневника, в котором представлены мысли и переживания одного человека, и подобная форма изложения сохраняется до самой развязки, можно сказать, почти до самого конца.

Автором этих записок является некий господин Раксел. Представляя его, я полагаюсь целиком и полностью на ту информацию, которую он дает о себе и на этом основании я пришел к заключению, что это был человек среднего возраста, владеющий некоторым состоянием, причем абсолютно одинокий в этом мире. Судя по всему, он не имел обетованного угла в Англии, а был завсегдатаем гостиниц и пансионов. Вполне вероятно он подумывал о том, что, в конце концов, было бы неплохо приобрести себе дом в Англии, но этого так и не произошло. К тому же, я думаю, что пожар, произошедший в начале семидесятых, в Пантехниконе[99], по всей вероятности уничтожил большую часть его имущества и те записи, которые могли бы пролить свет на его происхождение. Так как раз или два он упоминал о своем имуществе, которое хранилось на этом складе.

В дальнейшем удалось выяснить, что господин Ракселл опубликовал книгу, в которой знакомил читателя с отпуском проведенном им в Бретани[100]. Более я ничего не могу сказать о его работе. Упорные поиски в библиографических источниках убедили меня в том, что издана эта книга была либо анонимно, либо под псевдонимом.

Что касается его характера, то совсем нетрудно ошибиться и составить о нем ложное представление. Скорее всего, он был умным и образованным человеком. Вполне вероятно, насколько я могу судить, опираясь на свои знания о том, что он планировал и заносил в свой дневник, он собирался стать членом научного общества в своем Брасенос-колледже.[101] Самым главным из его недостатков была чрезмерная любознательность, вполне может быть для любителя путешествовать быть любопытным не так уж и плохо, но наступает час, когда приходится платить за столь болезненное проявление интереса, и тогда такому любителю совать свой нос куда не следует, приходится платить сполна.

О той поездке, в итоге оказавшейся последней, он решил написать другую книгу. Скандинавия – страна, которая еще каких-то 40 лет назад была настоящей загадкой для англичан, поразила и заинтересовала его. Должно быть, он наткнулся на одну из старых книг об истории Швеции или какие-то мемуары, после прочтения которых на него снизошло озарение и он понял, что есть в мире место и для его книги с описанием путешествия по Швеции со вставленными в неё фрагментами, повествующими о жизни известных шведских фамилий. Для достижения этой цели ему удалось получить рекомендательные письма к некоторым влиятельным персонам Швеции, и в начале лета 1863 года он туда и отправился.

Нет никакой необходимости говорить о его поездке на север страны, также не будем останавливаться на его пребывании в Стокгольме, длившемся несколько недель. Мне только стоит упомянуть о том, что один ученый муж, проживающий в Стокгольме, навел его на след, который вел к ценному архиву семейных документов, принадлежащему владельцам древнейшего особняка в Вестергётланде,[102] и раздобыл для него разрешение покопаться в этих бумагах.

Особняк, или herrgard[103], о котором идет речь, называется Råbäck (произносится как – Робек, хотя это его не настоящее имя), он был одним из самых лучших строений такого типа в стране. Причем гравюра в Suecia antiqua et moderna,[104] составленном Эриком Дальбергом,[105] является прекрасной его иллюстрацией, именно так он выглядит в глазах туристов и сегодня. Этот особняк был построен сразу после 1600 года, и, на первый взгляд он был очень похож на английские постройки того периода, если учитывать тот материал, который брали для его постройки, – а строили его из красного кирпича и делали облицовку камнем, при этом обращая внимание на архитектурный стиль того времени. Человек, заложивший его, был потомком великого рода Делагарди,[106] его наследники владеют им до сих пор. Делагарди – это то имя, которым я буду их называть, когда потребуется их упомянуть.

Они приняли его со всем радушием и настаивали на том, чтобы тот оставался в их доме сколь угодно долго, пока ведет свою работу. Тем не менее, предпочтя свободу и независимость и будучи не особенно уверенным в том, что его знания шведского языка достаточны для поддержания беседы, он решил поселиться в деревенской гостинице, которая была во всех отношениях достаточно уютным и удобным местом, особенно в летние месяцы. В силу принятого решения ему приходилось совершать ежедневный моцион до особняка и обратно, причем то расстояние, которое он преодолевал, составляло примерно милю. Сам дом стоял в лесу, укрытый от посторонних глаз разросшимися кронами огромных и древних деревьев. Рядом с домом был сад, обнесенный стеной, а за стеной простирался лес, вплотную обступивший маленькое озеро и выходящий на его берега. Такие озера, подобные блюдцам, были рассыпаны по всей стране. Далеко уходила стена, которой были огорожен сад. Если подняться по крутому склону на холм чем-то напоминавший огромную глыбу, отвалившуюся от какой-то скалы и слегка присыпанную землей, – то среди деревьев, обступающих со всех сторон и не пропускающих свет, можно было увидеть церковь. Весьма любопытным для англичанина было убранство этой церкви и внутри. Неф[107] и приделы были низкими, их опоясывали хоры, оборудованные длинными скамьями. В западной части церкви находился великолепный старинный орган с серебряными трубами, раскрашенный яркими красками. Потолок был ровным и плоским, весь расписанный жуткими картинами Страшного Суда каким-то художником, жившим в семнадцатом столетии. Неистовые языки пылающего пламени, разрушенные города, горящие корабли, отчаявшиеся, возопившие души, а рядом с ними зловещие и смеющиеся демоны – всё это было там. Солидная медная люстра округлой формы свешивалась прямо с потолка в центре. Кафедра проповедника была похожа на кукольный домик, разрисованный маленькими херувимами и святыми. Подставка, на которой стояли трое песочных часов, была прочно прикреплена шарнирами к столу кафедры. Примечательные вещи, подобные этим, можно увидеть сегодня во многих церквях Швеции. Единственным, что выделяло её из их ряда – была пристройка, находившаяся рядом с восточным крылом. Тот, кто построил себе особняк – построил при церкви и мавзолей для себя и для своей семьи. Этот мавзолей представлял собой довольно большое восьмиугольное здание, свет в него проникал через овальные окошки, стоящие в ряд, венчал его купол похожий на тыкву, из которого торчал острый шпиль, такой архитектурный дизайн в свое время был очень любим шведскими архитекторами. Сверху вся крыша была покрыта медным листом и покрашена в черный цвет, тогда как стены, также как и стены церкви, были побелены известью, такой белой, что смотреть было невозможно – болели и слезились глаза. В этот мавзолей нельзя было попасть сразу из церкви, у него была своя собственная дверь и ступеньки с северной стороны.

За церковным кладбищем была тропинка, ведущая к деревне, и требовалось всего каких-то три или четыре минуты пешей прогулки для того, чтобы оказаться у дверей гостиницы.

В первый день своего пребывания в Робеке господин Раксэлл застал дверь в церковь открытой, благодаря чему он смог описать её интерьер. Именно это описание вкратце я и привел. Тем не менее, в сам мавзолей ему попасть не удалось. Он смог заглянуть только сквозь замочную скважину и кое-что подсмотреть из того, что там находилось, а там были и прекрасные мраморные изваяния, и саркофаги, покрытые медью, причем вся их поверхность была украшена геральдическим орнаментом. Это вызвало у него непреодолимое желание продолжить свои изыскания и потратить на них гораздо больше времени.