– Это вы говорите про свободную койку в комнате – терпеть, Паркинс? – бесцеремонно вмешался в разговор еще один из присутствующих, сидящий с другой стороны стола. – Послушайте, мне вдруг в голову пришла отличная идея, а не составить ли Вам компанию. Надеюсь, Вы не будете возражать, если я приеду погостить ненадолго и займу эту койку.
Профессор невольно вздрогнул и после короткого раздумья ответил, пытаясь подавить заискивающий смешок.
– Отличная идея, Роджерс. Ничего лучше этого я даже и представить себе не мог. Правда, к моему великому сожалению, Вам там будет довольно скучно. Ведь, насколько я осведомлен, вы не играете в гольф, не так ли?
– Нет, благодарение Господу! – грубо ответил Роджерс.
– Впрочем, смотрите сами, только знайте, когда я не буду занят со своими книгами я, скорее всего, буду играть в гольф[125], и поэтому, увы, Вам придется скучать в полном одиночестве.
– Вовсе необязательно! Я думаю, обязательно встречу там кого-нибудь из своих знакомых. Если вы не хотите чтобы я с вами ехал, пожалуйста, Паркинс, только скажите, я не из обидчивых. Правда, как вы нам всегда говорили, не может никого обидеть.
Паркинс действительно был предельно вежлив и предупредителен. Возникала опасность того, что Роджерс, зная об этих его качествах, мог при удобном случае этим пользоваться. Сейчас в душе Паркинса шла борьба и поэтому, в течение нескольких секунд, он не мог подобрать нужных слов. После недолгого молчания он все-таки ответил:
– Ну, хорошо, Роджерс, если уж вы действительно хотите знать правду, – я думаю как раз о том, будет ли та комната, о которой я упомянул, достаточно просторной для того, чтобы мы оба могли в ней чувствовать себя комфортно. Кроме этого (напоминаю, я бы не стал говорить об этом, если бы вы меня не вынудили), я думаю о том, не окажется ли ваше присутствие для меня тем, что, по самой своей природе, помешает мне заниматься своей работой.
Услышав такой ответ, Роджерс рассмеялся раскатистым смехом.
– Договорились, Паркинс! – сказал он. – Хорошо. Я обещаю, что не буду мешать Вам, прошу об этом не беспокоиться. Я ни за что туда не поеду, если Вы так этого не хотите. Но мне кажется, что я точно смог бы разогнать всех привидений, какие там водятся… – Сказав это, он украдкой подмигнул и, словно ища поддержки, незаметно толкнул локтем своего соседа. Было видно, как Паркинс сильно покраснел после этих слов. – Прошу прощения, Паркинс, – продолжал Роджерс. – Мне не стоило об этом говорить. Я совсем забыл, что Вы очень не любите, когда кто-нибудь пытается шутить по этому поводу.
– Ну что ж, – ответил Паркинс. – Раз Вы решили заговорить на эту тему, то я имею полное право сказать, что мне не нравится Ваш легкомысленный тон. А особенно мне не нравится, когда Вы пытаетесь говорить о том, что Вы называете приведениями. Человек, занимающий мой пост, – продолжал он, и тут его голос стал более твердым, – не должен, я считаю, бояться того, что питая интерес к исследованию таких паранормальных явлений, как привидения или потусторонние силы он не встретит должной поддержки у общества. Насколько вы знаете, Роджерс, или, насколько я полагаю, Вы должны это знать, по-моему, я никогда не скрывал своего отношения…
– Конечно, нет, старина, – воркующим голосом произнес Роджерс, пытаясь успокоить распалившегося профессора.
– …Я считаю, что любой, даже малейший намек на сомнение в том, что эти вещи существуют, для меня равнозначен отрицанию всего того, что я чту как святая святых. Я очень сожалею о том, что не сумел убедить Вас относиться к настоящему явлению со всей необходимой серьезностью.
– У Вас наивысший уровень сосредоточенности на объекте исследования, как говорил доктор Блимбер[126], – перебил его Роджерс, изо всех сил пытаясь наиболее точно передать формулировку. – Прошу прощения, Паркинс, за то что прервал Вас.
– Ничего страшного, – сказал Паркинс. – Я не помню Блимбера, вероятно, он был еще до меня. Но я не собираюсь продолжать этот разговор. Я уверен в том, что Вы меня правильно поняли.
– О да, конечно, – бросил Роджерс довольно язвительно, – я тоже так думаю, хватит пока об этом. У нас будет достаточно времени поговорить на эту и на многие другие темы в Бернстоу.
Приведя этот диалог, я старался передать то впечатление, какое он произвел на меня. Паркинс, здесь скорее выглядел как мягкотелый интеллигент, что проявлялось как в его речи, так и в его манерах. Увы! Он был совсем одинок, у него абсолютно отсутствовало чувство юмора, но в то же время он был непоколебим и искренен в своих убеждениях и за это заслуживал глубокого уважения. Так это или нет, со временем читатель узнает гораздо лучше, каким Паркинс был на самом деле.
На следующий день Паркинс, как и планировал, сумел вырваться из своего колледжа и сразу отправился в Бернстоу. Там его приветливо встретили в гостинице «Глоуб Инн», где он со всем комфортом расположился в двуспальном номере, о котором вы уже знаете. Перед тем как лечь отдыхать он нашел время аккуратно разложить все свои книги и бумаги необходимые ему для работы на столе, занимающем большую часть комнаты, который был окружен с трех сторон окнами с открывающимся из них видом на море. Если быть точнее, то центральное окно выходило прямо на море, а окна с правой и левой стороны смотрели на берег соответственно с северной и с южной стороны. С южной стороны вид открывался на деревню Бернстоу. С северной стороны домов не было видно, а был виден лишь только берег и невысокая скала, нависающая над ним. Прямо под его окном находился довольно неширокий участок бурно разросшейся травы, на котором валялись старые якоря, шпили, брашпили[127] и тому подобное. Сразу за травой шла широкая дорожка, а потом пляж. Если прикинуть на глаз, то расстояние от гостиницы до моря было не более шестидесяти ярдов[128].
Другие постояльцы, без всякого на то сомнения, были большими любителями гольфа, на мой взгляд, некоторым из них можно было бы уделить гораздо больше внимания, если бы в этом нуждался сюжет моего повествования. Со всей уверенностью можно сказать, что самой заметной фигурой среди всех проживающих в отеле был отставной полковник, который в настоящее время являлся секретарем одного из Лондонских клубов. Он обладал густым сильным голосом и явно придерживался протестантских взглядов. Тот словно получал второе рождение после посещения проповеди местного приходского священника – весьма достойного представителя духовенства с большой склонностью к проведению пышных церковных обрядов, которые он имел мужество соблюдать, вопреки сложившейся Восточно – Английской традиции[129].
Профессор Паркинс, одна из главных черт характера которого была весьма точно описана, после прибытия в Бернстоу большую часть дня занимался тем, что он называл оттачиванием навыков игры в компании со своим новым знакомым – полковником Вильсоном, именно тем отставным военным, которого я упомянул. И всё было бы хорошо, да вот только после обеда (я не могу точно сказать, был в этом виноват сам процесс совершенствования техники игры или может быть на это была какая-то другая причина), ни с того ни с сего поведение полковника приобрело настолько угрожающий характер, что Паркинсу пришлось задуматься над тем, стоит ли ему возвращаться в гостиницу с поля для игры в гольф вместе со старым воякой или пойти другой дорогой. Посмотрев недоверчиво и украдкой на торчащие усы и лицо военного залитое алой краской, он решил, что гораздо лучше будет позволить табаку и чаю сделать с полковником все – на что они способны до того, как вечер поставит его перед фактом их неизбежной новой встречи.
ebooksa