Особенно опасными он считал надежды на русскую молодежь. Он не раз отправлял в лондонский центр тревожные донесения. Насчет их лидера… он проходил как «Мистер Н.» в отчетах. Он слышал его политическую дискуссию — и пришел к выводу, что он, в сущности, ничем не отличается от действующего президента и от длинного ряда других правителей России. Он говорит о свободе — но он не понимает смысла этого слова. Мистер Н. считал, что прав только он и его сторонники, а другие неправы, и живут неправильно. И он, как и большевики, считал, что тем, кто живет неправильно — надо начать жить правильно — или не жить вовсе. Чем жить неправильно, лучше не жить вовсе — размышления русских нигилистов и исламских боевиков. Он это прямо не говорил, но в выступлении это чувствовалось. И он — русский националист, причем из довольно радикальных. Человек, вооруженный идеей.
А остальная русская молодежь… Кто-то ищет спасения в прошлом, мечтает о восстановлении СССР. Он сообщал и об опасной популярности в стране Джо Сталина, зловещего диктатора времен Второй мировой, отправившего полстраны в ГУЛАГ. Постоянная, не прекращающаяся дискуссия о Второй мировой — при том, что русские в ней победили! То, что в СССР было семь лидеров и русские выбрали самого худшего, жестокого и опасного из них (не Ленина даже!) — говорило о многом. Ленин хотя бы был оригинальным политическим мыслителем. Сталин — просто кровавым террористом на русском троне.
И лечить это санкциями?
Но его не слушали. Просто не хотели слушать.
Блямк… — чайник вскипел.
Чай он тоже вынужден был пить из пакетика — но хотя бы настоящий британский. Привезенный оттуда, из Лондона, который в его нынешнем виде он ненавидел, но вынужден был мириться. Он в который раз уже подумал, что после того как оставит службу — он уедет. Как и многие уезжают. Не просто так многие горько шутят: настоящий Лондон сейчас находится в Аделаиде.
Черт бы всё побрал…
Подтянув сумку, в которой он привычно таскал с собой проспекты новой лондонской застройки, он в который раз уже подумал: какого, б…, черта? Что мы творим и во имя чего? Мы говорим о том, что русские — подонки, и одновременно, поощряем их быть подонками…
…
Собирался и подполковник Сашко.
Его привезли из СИЗО и сейчас он переодевался в кабинете у одного из заместителей начальников УФСБ по г. Москве и Московской области. Никакой техники ему не дали, — потому что ему даже не сказали, что их собираются брать. Впрочем, не знал он и того, что Инстанция — так частенько называли верха еще со времен Сталина — решила простить его подлость и вороватость и выставить его героем, сорвавшим операцию британской разведки. Вчера к нему в Лефортово пришли «люди правды» и он под диктовку написал заявление на имя министра обороны о попытке вербовочного подхода. Тут же, не оформляя никаких документов, его забрали из Лефортово, ночь он перекантовался на раскладушке в здании Московского управления — и теперь должен был ехать и отрабатывать свободу.
Курирующий его старший опер из контрразаведки, подполковник ФСБ, ругаясь вполголоса надел под куртку легкий бронежилет (положено по инструкции) и теперь негромким голосом давал указания.
— … не нервничайте, ведите себя естественно, но и не перебарщивайте. Как солдат в кремлевском карауле стоять не надо. Ни на что сразу не соглашайтесь, по деньгам торгуйтесь. Сразу выясните, могут ли они потом вас принять в Англии, что будет со счетами, как насчет гражданства для вас и вашей семьи. Требуйте гарантий.
Подполковник осмотрел Сашко, подошел, протянул платок.
— Лицо вытрите. Но в принципе то, что вы нервничаете, это нормально — все в такой ситуации нервничали бы. Не перебарщивайте. Помните о своих интересах и торгуйтесь.
Кто-то сунулся в кабинет.
— Игорь Сергеевич, Альфа подъехала. Вы скоро?
— Идем, пять минут…
Сашко посмотрел на куратора:
— А меня точно помилуют?..