Но сейчас и эти доходы — не главное.
Главный источник дохода сегодня — это китайцы. Их здесь много, потому что в своё время для строительства Канала завозили китайских гастарбайтеров. Те, кто выжил — прижились тут, а теперь — стали для Китая стратегическим ресурсом. Уже много лет идет, то затухая, то разгораясь, торговая война Китая и США. Вот, китайцы и обходят американские пошлины, открывая здесь свои предприятия. В свое время панамцы многое сделали, чтобы уйти от зависимости от Канала и у них получилось благодаря китайцам. Вся страна — как одна большая оффшорная зона. Китайские товары здесь из промышленных парков — идут не только в США, они расходятся по всей Латинской Америке.
Мне об этом известно. И завидно. Китайцы действуют, они производят товары для людей и захватывают рынки. А мы — все время то нефть, то газ, то оружие — больше ничего в голову не приходит. Хотя — арестовать оплаты за детские игрушки или полотенца — никому и в голову не придет, в отличие от нефти.
Благородные доны, твою мать…
Русских тут тоже хватает. Как и украинцев. И вообще — со всего бывшего СССР. Но они не работают, как китайцы. Ищут возможности. Жить не работая. Я не знаю никого из русских, кто открыл бы тут фабрику. Хотя никто — ни российский бизнес-климат, ни Путин, ни беспредел — не мешают этого сделать. Значит, чего-то не хватает нам самим и в нас самих. Мы… какие-то порченые в этом вопросе.
Хотя… а я-то — какой? Да такой же.
Я остановил машину на смотровой площадке. Трасса проходила прямо над заливом — как мост. У нас тоже такую хотят построить — в Сочи. Правда, километр трассы заломили в несколько раз дороже, чем здесь.
Что с нами?!
…
Контакты у меня были и здесь. В Панаме.
Ровно через несколько минут на площадку заехал Ланд Крузер и из него выгрузился улыбающийся на все тридцать два зуба мужик восточной внешности. Он всем представлялся армянином, хотя армянской крови в нем не было ни капли. Это был Жора-Ташкент, который вот уже два десятка лет скрывался здесь, и за это время стал одним из неформальных лидеров всей постсоветской общины…
Жору я знал давно, как знал и его предысторию. Он был внуком узбекского председателя колхоза. Колхоз был миллионером — потому что он был один из немногих, что специализировался на овощеводстве. В Узбекистане же вся земля тогда была под хлопком, а вот дедушке Жоры от хлопковой повинности удалось отбрыкаться — он поставлял овощи в Ташкент. Дедушка тоже был миллионером, потому что урожайность занижалась в два раза, а излишки отправляли в северные города и продавали с десятикратной наценкой. Если бы местные наркобарыги узнали, с какой наценкой дедушка Жоры продавал свои овощи — то убили бы его. Из зависти.
Потом, когда приехала комиссия Гдляна-Иванова — дедушку Жоры довели до смерти. Но он был умным человеком и успел отправить внука в Москву. Учиться. Логика была проста — раз один московский следователь имеет такую власть над первыми лицами в республике — значит, надо иметь в семье московского следователя.
Только вот Союз — рухнул.
Жора остался в Москве, получил образование, делал какие-то дела, был на связи с чеченцами, которые имели корни в местах ссылки, с евреями из Бухары, посредничал. Я его знал по Прибалтике — он делал дела в портах. Потом страны Прибалтики вступили в ЕС — и Жоре пришлось уезжать, тем более что 90-е закончились, а на него многие зуб имели. Он решил уехать как можно дальше и правильно сделал. Многих его друзей, в конце концов, выдали России — а про него забыли.
Не без моей помощи.
Жора Ташкент был членом диаспоры, о которой в России мало знают — выходцы из 90-ых. Каждое историческое время в России, заканчиваясь, выбрасывает за борт каких-то людей, которым места в России больше нет. Так и тут. Больше всего этих людей было в США и на побережьях Испании. Те, кто и по сей день носит джинсу, ездит на джипе и слушает Машу Распутину. Кстати, эти люди не слушают шансон — только старый, попсовый наивняк.
— Брат… как дела…
— Привет, Ташкент… — отозвался я — поляна с тебя.
— Не вопрос, поехали…