Из памяти с комариной назойливостью рвалась мысль о том, что в Австралии ей не пришлось бы сталкиваться с такими проблемами. Если так нужно для расследования, она поехала бы и поговорила – не вопрос!
Александра прекрасно понимала, что она идеализирует Австралию. Скорее всего, ей бы и там не позволили просто так беспокоить семью, пережившую трагедию. А если бы она попыталась сделать это самовольно, на нее могли и в суд подать. Но Александра сейчас была в таком настроении, когда прекрасное далёко виделось совсем уж безупречным.
Брат все-таки дал ей нужный адрес, и это было важнее всего. Александра оставила Яна в участке, но сама поехала не к Максаковым – не сразу. Сначала она направилась домой, чтобы захватить с собой Гайю, а заодно собрать хотя бы минимальную информацию о людях, с которыми ей предстояло говорить.
Максиму Максакову в этом году исполнилось пятьдесят четыре – Тимур и правда стал для него поздним ребенком. А выглядел уважаемый бизнесмен даже старше своих лет. Интервью он давал редко и строго контролировал информацию, которая появлялась о нем в общественном доступе, поэтому никаких сведений о его здоровье там не было. Однако Александра не сомневалась, что он болен, причем серьезно, хотя и не бралась сказать, чем именно.
Мать Тимура была значительно младше своего мужа. С постановочных фотографий в деловых журналах на Александру смотрела удивительная красавица, будто шагнувшая из другого мира и времени. Вера Максакова куда гармоничней смотрелась бы не в деловых костюмах, а в платьях Викторианской эпохи. Аристократичной бледностью и тонкими чертами она уже отличалась, а если собрать длинные темные волосы в строгую прическу, однозначно придворная дама получится. Сын был на нее похож – особенно огромными печальными глазами.
О старшей дочери Максакова иногда писали, но на семейных фотографиях ее почти не было. Александре удалось обнаружить лишь снимок пятнадцатилетней давности, на котором Таня Максакова была совсем маленькой и позировала с тогда еще живой матерью, первой женой Максима. Ее судьбу Александра тоже не выяснила, но решила заняться этим позже. Снимок лишь показал ей, что светловолосая Таня обладала теми специфическими чертами, которые быстро выдают синдром Дауна.
До трагедии Максим допускал интервью и официальные фотосессии, пусть и редко. После того, что случилось с Тимуром, это прекратилось – и не возобновилось до сих пор, хотя прошло полтора года, даже больше. Александре было любопытно, почему.
По дороге к поселку она размышляла о случившемся и все больше укреплялась во мнении, что в статуе нашли именно Тимура. Его все-таки убили… Может, похитили? Выкрали из больницы, избавились от него, но не отдали даже тело, чтобы поиздеваться над родителями? Вот только почему тогда Максаков ничего не сообщил полиции? Или сообщил – но велел засекретить дело так, что даже Ян не смог добиться официальных сведений? Да ну, голливудщина какая-то… А с другой стороны, как еще это объяснить? Не может быть, чтобы в золотом ангеле оказался точно такой же мальчик с точно такими же травмами – но не Тимур Максаков.
В поселок Александра въехала уже с уверенностью, что ей предстоит беседовать с родителями мертвого ребенка. Она еще не знала, как начнет разговор, но в этом точно не сомневалась.
Поселок, в котором жила семья Максаковых, оказался открытым – без внешнего шлагбаума и какой-либо охраны на въезде. Здесь каждый отвечал за свою безопасность, и просторные особняки настороженно выглядывали из-за глухих двухметровых заборов. Впрочем, ощущения того, что тут всех боятся и всем не рады, не было. Даже с внешней стороны заборов улочки оставались чистыми, ухоженными, на газонах стояли садовые скульптуры, которые никто не собирался красть. Александра поймала себя на том, что ей неприятно видеть всех этих отлитых из бетона гномиков и зверюшек – хотя они были слишком маленькими, чтобы таить в себе зловещие секреты.
Она оставила машину у обочины, на всякий случай взяла Гайю на поводок и теперь вместе с ним неспешно прогуливалась по улице. Она не спешила к дому Максаковых, она ждала вдохновения, подсказки от мироздания, удачи… Максима, скорее всего, нет, он на работе. А вот Вера может быть дома – или, как вариант, хозяев дома нет, есть какая-нибудь прислуга, это даже лучше…
Повернув за угол, Александра увидела дом Максаковых. Коттедж был просторным, но не больше и не дороже остальных, он в поселке не выделялся. Забор возле него был высоким, однако не глухим – изящная кованная ограда, через которую хорошо просматривался участок. Александра даже издалека сумела разглядеть небольшой декоративный прудик, над которым склонилась старая ива, и россыпь поздних осенних цветов, которые среди пожухшей травы напоминали разноцветные звезды.
Александре невольно вспомнились слова Соренко о том, что незадолго до смерти мальчик бывал там, где много цветов. Этот сад вполне подходил…
От размышлений о цветах Александру отвлекло движение на участке. Похоже, удача все-таки решила улыбнуться ей: во двор вышла Вера Максакова собственной персоной. В реальности женщина уже не казалась такой безупречной аристократичной красавицей, как на фото. Ее бледность граничила с болезненно серым оттенком кожи, под глазами залегли зловещие тени, волосы, собранные в небрежный пучок, смотрелись тусклыми и редкими. Спортивный костюм из плотной ткани вроде как должен был полнить, а вместо этого он делал тонкую фигуру Веры особенно хрупкой. Казалось: женщине нужно двигаться очень осторожно, потому что, если она упадет, она точно разлетится на сотни хрустальных осколков…
Это удивляло, но по-настоящему не тревожило. В конце концов, кто из нас действительно похож на торжественную фотографию, сделанную профессиональным фотографом? Вера сейчас была не накрашена, она ни к чему не готовилась, просто вышла из дома и все. Так что не следовало искать в ее внешности намеков на затаенное горе, Александре важнее было найти повод для разговора.
Но прежде, чем придумался хотя бы один достойный вариант, у Веры появилась компания – и Александре стало уже не до бесед по сценарию.
Из дома выбежал ребенок – и это, вне всяких сомнений, был Тимур Максаков, просто чуть старше, но так и положено, ему уже исполнилось десять. То же тонкое треугольное лицо, те же темные волосы, падавшие на глаза. Исчезла разве что необъяснимая, совсем не детская печаль: мальчик вылетел из дома с радостными воплями, явно обрадованный прогулкой. Вопреки прогнозам врачей, двигался он вполне уверенно, хотя заметно прихрамывал. Но по сравнению с тем, что ему пророчили жизнь в инвалидной коляске, эта хромота казалась такой мелочью!
Мальчик обрадовался еще больше, когда увидел Гайю. Прежде, чем Александра и его мать успели сообразить, что происходит, Тимур вырвался с участка и устремился к динго. Гайя, который был далеко не обожающим детей лабрадором, а диким псом, пусть и хорошо обученным, послушно замер на месте, с немым упреком косясь на хозяйку. Одного движения челюстей хватило бы, чтобы Тимур остался без руки. Но сам Тимур, без сомнений бросившийся гладить пса, об этом даже не догадывался.
– Мама, смотри какой! – завопил он, хотя мать услышала бы его и при куда меньшей громкости. Гайя раздраженно прижал уши к голове. – Я же говорил, нам нужна собака! А как его зовут?
– Гайя, – подсказала Александра, напряженно разглядывая мальчика.