Не созревшая рябина

– Уберем снег, поставим стол. Все наши сычи, наверняка, тоже захотят повеселиться.

Местные «сычи» Даню мало интересовали, но он точно найдет на вечер себе дерево и будет водить вокруг него хоровод, даже если придется кружиться в одиночестве. Или, что более реально, они с Чижом просто будут пялиться всю ночь в небо. Возможно, при свечах. Не найдут свечей – в темноте. В любом случае батареек для фонариков больше нет.

Площадь, о которой говорил дядя Егор, была небольшой площадкой. С одной стороны разбитая сцена и несколько разобранных лавочек, с другой – проржавевшая детская площадка. Люди редко сюда приходили, а те семьи, где были маленькие дети, проводили выходные не на даче. Тем не менее, это место сохранилось. Елка все еще росла здесь, в стороне от сцены. Посаженная совсем маленькой, она вымахала до двух метров, но летом внимания не привлекала, сливаясь с окружающими площадку высокими деревьями, а зимой – припорошенная снегом.

Елки Даня не помнил. Он не ходил на местную площадь с тех пор, как его, совсем маленького, заставили полоть там сорняки, а соседская девочка гонялась за ним с топором. Сейчас он думает, что это были весёлые деньки, но тогда он и впрямь испугался.

Недолго полюбовавшись деревцем, парни вернулись домой. Даня не уверен, есть ли у него на даче елочные игрушки, но на квартире их точно не было – слишком давно они не украшали на Новый Год елку.

Коробка отыскалась быстро, но часть игрушек в ней оказалась разбита. Стекло могло не выдержать переезда, или Даня с самого начала складывал их неаккуратно. Гирлянду тоже можно было не использовать – не подключенная к сети, она оставалась простым стеклом.

Остались только серые шишки да пластиковые шарики. Целое дерево этим не украсить, но если Даня сделает несколько снежинок из цветной бумаги, те смогут продержаться новогоднюю ночь. Оригами получалось кривым, неровным и иногда рваным. Чижу удавалось справиться лучше, но терпения ему не хватало.

Воображение подкидывало Дане картинки, как они с Ваней сидят на лавке возле елки, пьют вино и обязательно курят. Так, что дым поднимается над верхушкой дерева и уходит в звездное небо. А по радио крутят новогодние песни. Даня усмехался, поджимая губы от предвкушения. Даже понимая, что ни один пункт его фантазий в реальность не воплотится, он чувствовал радость, просто мечтая об этом.

Новый Год не прошел в тишине. К приходу парней на площади уже собрался народ. Как и обещал дядя Егор, поставили стол, утоптали и без того небольшой слой снега. Совместными усилиями елку украсили быстро. У кого-то нашлась мишура, у кого-то игрушки и сияющий «дождик». Одна соседка, маленькая женщина с вечно слезящимися глазами, принесла старые светящиеся в темноте звезды, годы назад продававшиеся с хлопьями. У Чижа тоже в детстве такие были, но, к сожалению, не пережили ремонта.

Еду на праздничный стол собирали всем поселком. Женщины за пару часов успели приготовить салаты из солонины и несколько простых блюд, чтобы хватило на всех. Кто-то принес сало и вяленое мясо, и Даня впервые ощутил, как соскучился по сочному шашлыку. Попробовав конфеты со вкусом молока, Чиж оказался на грани слез от тоски по нормальному молоку и хлебу.

Заряд у радио быстро закончился, и вскоре новогодние выступления прекратились. Тогда Даня завел свою шкатулку. Каждый раз, когда она останавливалась, кто-то запускал её снова. В любое время эти три повторяющиеся ноты могли свести людей с ума, но в тот день завод не успевал останавливаться часами.

Дядя Егор был в зелёном свитере, словно подмастерье европейского Санта-Клауса, и сутулился сильнее обычного. Он не сводил взгляда с отражения костра на шарах елки. До конца ночи они пили с Мариной и другими жильцами, но Чиж наотрез отказался, и Дане пришлось последовать за ним. Он не сильно расстроился, но глядя на счастливо поздравляющих друг друга людей, чувствовал некоторую жалость.

Марина быстро опьянела и затянула новогоднюю песню, одну из тех, что пела Людмила Гурченко в старых советских фильмах. Вскоре к ней присоединились другие голоса, сливающиеся в единый нестройный хор, не попадая ни в одну из трех нот музыкальной шкатулки.

Единственным подарком, который в этот новый год получили парни, оказался чистый мягкий снег, весело кружащийся в мрачном небе без звезд. И горсть молочных конфет, которые Ваня старательно рассовал по карманам куртки.

***

На удивление, большую роль в представлении Чижа о религии, учитывая практически нулевое культурное образование в этой сфере, сыграли «Братья Карамазовы» Достоевского, которые он читал из чувства противоречия школьной программы. Он не был никогда особо религиозен, в церкви ему всегда было не комфортно и хотелось уйти поскорее, но атеистом признать себя он откровенно отказывался и не стыдился этого.

Книги только больше смутили голову подростка, отдаляя от церковных привычек в неясную сферу философии, но трепетное чувство к вере поселились в нем накрепко, отчего называть себя атеистом язык его не поворачивался.

Во многом на него также повлияло бабушкин воспитание, которое внушило ему, что высшие силы есть, но к церковной сфере уважение не привило. Роман же Федора Михайловича вразумил его в этом вопросе, успокоив тем, что даже такие взгляды на жизнь нормальны и что все придёт со временем.

Чиж считает себя верующим, но раньше ему не доводилось молиться, и какое-то время даже после появления зомби он считал это слишком неловким. В надежде, что Даня никогда не узнает, он запирался по ночам в комнате и с надеждой просил, чтобы весь кошмар поскорее закончился.

После похорон дяди Егора Ваня перестал скрываться. Часто можно было встретить его сидящим на кухне со сложенными руками и пылко что-то шепчущим. Даня реагировал спокойно, понимая, что религиозные порывы намного полезнее суицидальных. Самого Мухина успокаивали фильмы, но из-за перебоев с электричеством пришлось довольствоваться книгами. Иногда он ловил на себе изучающие взгляды Чижа и понимал, что его друг беспокоится о том же.