— Настоящий ты парень!
Антон вылез из-под одеяла, сделал приседание, затем двумя пальцами несколько раз провел по складкам хорошо отутюженных брюк и, не торопясь, начал одеваться.
— Не теряй времени. Иди в мастерскую, положи на мое место свои три болванки. Я незаметно подложу тебе готовые.
Алексей вскочил:
— Твою работу выдать за свою?
— На планках нет гравировки — чьи, а за три нормы мастер похвалит ученика Алексее Волгина. Глядишь, и попадешь на Доску почета.
— Я сам, понимаешь, хочу хорошо работать!
Антон вспыхнул. В своем предложении он не видел ничего плохого даже больше — считал, что поступает великодушно. Он нисколько не встревожился, что сразу после ухода Алексея с постели поднялся Вадим.
Все утро Вадим был под впечатлением случайно услышанного разговора. Поломка станка, критика на комсомольском собрании оставили заметный след на характере и поведении Алексея. Не поддался парень соблазну, предпочел неудачу ложной славе, обману. Ну, а как быть с Антоном? Нельзя оставлять такой поступок безнаказанным.
В тот день редколлегия выпустила новый номер стенной газеты. На пестром газетном листе четко выделялось: «Девять норм Антона Мураша». Если бы стенная газета вышла накануне, то и Вадим был бы доволен. Не прохлопали, сделали по-газетному, оперативно. Сегодня он смотрел другими глазами на этот факт. Антон давал рекордную выработку — это правильно, а что им двигало? Не соревнование, а честолюбие. Боязнь, что его замыслом воспользуется товарищ, заглушила человеческое достоинство. В Антоне проснулся собственник.
Когда он сообщил редколлегии о разговоре Алексея с Антоном, Оленька заупрямилась:
— Антон один из лучших учеников. Из него выйдет настоящий новатор.
— Кулак выйдет, — горячился Вадим, — понимаешь, Антон не новатор, а кулак.
Вадим созвал внеочередное заседание комитета.
Первым исчезновение стенной газеты заметил Антон. В то утро он особенно часто бегал в инструментальную кладовую. Приятно хотя издали взглянуть на заметку, тем более, что с центрального прохода можно было прочитать заголовок: «Девять норм Антона Мураша».
Решив, что газету сняли, чтобы исправить какую-то ошибку, Антон, протачивая планки, не забывал поглядывать на стену. За половину дня он с трудом выполнил две нормы, хорошо, что в тумбочке скопился достаточный запас деталей. Оленька прошла в точильное отделение, и Антон взял запасные резцы, легонько отстранил Оленьку от точила. «Вадим прав, — подумала Оленька. — Кулацкие черточки проявляются даже в таких мелочах».
— Торопишься?
— Давай резцы подправлю. Смотри, завалила подрезной.
— Не беспокойтесь. — и раньше Оленька, бывало, сердилась на Антона, но ссора в точильной не была мимолетной вспышкой, он это чувствовал. Утром Вадим о чем-то шептался с ней, потом газета была снята.
На станке Вадима ослаб привод. После окончания смены он задержался в мастерской, чтобы составить дефектную ведомость. Антону представился удобный случай все осторожно выведать, однако выдержки у него не хватило, накопившаяся за день злость прорвалась.