Любит или не любит? Об эротическом переносе, контрпереносе и злоупотреблениях в терапевтических отношениях,

— Но мы не успеваем даже помыть чашки! Пересаживаемся, пересаживаемся!

Травмированная часть всегда моложе (а иногда намного, намного младше) календарного возраста клиента. Травма делает человека более уязвимым, блокируя ресурсы, которые могли бы помочь сохранить чувство опоры в рассмотрении прошлого опыта.

Поэтому потребность в устойчивой фигуре терапевта, в надежных отношениях с ней очень высока — и переносные, и контрпереносные реакции в отношениях с травмированными людьми самые сильные. Психотерапевту мы даем доступ к тому, что не вполне подвластно нашему контролю (не дом и даже не ребенок):

к нашей боли,

к нашему здоровью

и к нашему бессознательному.

И получается, что, хотя в гуманистическом подходе терапевт не директивен, не пытается рулить процессом и знать за клиента, что и как ему следует делать в своей жизни, он все равно остается в роли авторитетной фигуры.

Психотерапевт — создатель и хранитель особого пространства, времени и отношений: терапевтических; потенциально целительных.

В исследовании, которое приводят Г. Габбард и Е. Лестер в книге «Терапевтические границы и их нарушения», людей, бывших в длительных терапевтических отношениях, спрашивали спустя разное количество времени после завершения терапии: как они воспринимают фигуру своего психотерапевта теперь. Оказалось, что никакое количество лет не влияет на восприятие фигуры терапевта как человека, который занимает во внутренней картине мира особое место (не обязательно самое светлое). Терапевт продолжает восприниматься как терапевт — особое существо — даже если отношения давно завершились, даже если клиент и терапевт общаются в других статусах (как коллеги, например, или соседи, или даже как врач и пациент).

Габбард формулирует это так: терапевт однажды — терапевт навсегда.

Такой яркостью в нашем внутреннем мире обладают только фигуры родителей. Конечно, в этом проявляется сила переноса.

Сколько времени назад закончилась ваша личная терапия?

Какое место, по ощущениям, фигура психотерапевта занимает в вашем внутреннем мире?

Касалась ли ваша личная терапия работы с травмирующим опытом? Был ли этот травмирующий опыт ранним или взрослым?

Если у вас было несколько психотерапевтов, то чем отличается глубина запечатления их фигур в вашем внутреннем мире? Как вы считаете — почему так?

2. Клиент и терапевт раскрываются друг перед другом по-разному: они не делятся, как друзья, «секрет за секрет». В гуманистическом подходе есть место горизонтальному самораскрытию — что чувствует терапевт в отношениях с клиентом или клиенткой, как он реагирует; часть он открывает, а часть до поры до времени контейнирует. Что до личной жизни и секретов психотерапевта — они по большей части остаются при нем.

Это — информационное неравенство.

3. И все это подводит нас к третьему виду неравенства: неравенствозначимости. Терапевтические отношения подразумевают откровенность как в самой близкой дружбе, но заключаются в рамку сеттинга: время, место, стоимость. Они основаны на привязанности, но не эксклюзивны[3], причем неравномерно: у клиента — один терапевт, а у терапевта много клиентов, и это, так или иначе, звучит фоном в их отношениях.

Получается, что по ощущениям клиента терапевт более значимая фигура. Он обладает большим влиянием и переживается как более ценный участник отношений.

Карл Роджерс, заметив этот дисбаланс, указал на необходимость выравнивать этот перекос в терапии, проявляя уважение и поддерживая достоинство клиента; он говорил о принципе равенства клиента и терапевта как свободных людей, наделенных субъектностью.