— Завтра.
Она уже радостно подняла голову, но тут голова ее тяжело упала на грудь.
— О, как долго ждать! — пробормотала она. — Что им стоило сделать это сегодня?
— Значит, вам очень плохо? — помолчав, спросил священник.
— Мне так холодно! — молвила она.
Она обхватила руками ступни своих ног, — привычное движение бедняков, страдающих от холода, его мы заметили и у затворницы Роландовой башни, зубы у нее стучали.
Священник из-под своего капюшона, казалось, разглядывал склеп.
— Без света! Без огня! В воде! Это ужасно!
— Да, — ответила она с тем изумленным видом, который придало ей несчастье. — День сияет для всех. Отчего же мне дана только ночь?
— Знаете ли вы, — после нового молчания спросил священник, — почему вы здесь находитесь?
— Кажется, знала, — ответила она, проводя исхудавшим пальчиком по лбу, словно стараясь помочь своей памяти, — но теперь забыла.
Вдруг она расплакалась, как дитя.
— Мне так хочется уйти отсюда! Мне холодно, мне страшно. Какие-то звери ползают по моему телу.
— Хорошо, следуйте за мной.
Священник взял ее за руку. Несчастная продрогла до костей, и все же рука священника показалась ей холодной.
— О! — прошептала она. — Это ледяная рука смерти. Кто вы?
Священник откинул капюшон. Перед нею было зловещее лицо, которое так давно преследовало ее, голова демона, которая возникла над головой ее обожаемого Феба у старухи Фалурдель, глаза, которые она видела в последний раз горящими около кинжала.
Появление этого человека, всегда столь роковое для нее, толкавшее ее от несчастья к несчастью вплоть до пытки, вывело ее из оцепенения. Ей показалось, что плотная завеса, нависшая над ее памятью, разорвалась. Все подробности ее заключения, от ночной сцены у Фалурдель и до приговора, вынесенного в Турнельской башне, сразу всплыли в ее памяти — не спутанные и смутные, как до сей поры, а четкие, яркие, резкие, трепещущие, ужасные. Эти воспоминания, почти изглаженные, почти стертые безмерным страданием, ожили близ этой мрачной фигуры подобно тому, как близ огня отчетливо выступают на белой бумаге невидимые слова, начертанные симпатическими чернилами. Ей показалось, что вскрылись все ее сердечные раны и вновь засочились кровью.
— А! — воскликнула она, вздрогнув и закрыв руками глаза. — Это тот священник!
Сразу онемев, она бессильно уронила руки, низко опустила голову и, вся дрожа, уставила глаза в пол.
ebooksa