— А для кого предназначается вся эта нептунология?
— Для аббатства Сент-Антуан-де-Шан, — не глядя на него, ответила Флер-де-Лис.
Капитан приподнял уголок вышивки.
— А кто этот здоровенный латник, который изо всех сил дует в трубу?
— Это Тритон, — ответила она.
В отрывистых ответах Флер-де-Лис слышалась досада. Молодой человек понял, что надо шепнуть ей чтонибудь на ухо: какую-нибудь любезность, какой-нибудь вздор — все равно. Он наклонился к ней и сказал:
— Почему ваша матушка все еще носит украшенную гербами робу, как носили наши бабки при Карле Седьмом? Скажите ей, что теперь это уже не в моде и что крюк и лавр,[92] вышитые в виде герба на ее платье, придают ей вид ходячего каминного украшения. Теперь не принято восседать на своих гербах, клянусь вам!
Флер-де-Лис подняла на него свои прекрасные глаза, полные укоризны.
— И это все, в чем вы мне можете поклясться? — тихо спросила она.
А в это время достопочтенная г-жа Алоиза, восхищенная тем, что они наклонились друг к другу и о чемто шепчутся, проговорила, играя застежками своего часослова:
— Какая трогательная картина любви!
Смутившись еще больше, капитан снова обратил внимание на вышивку.
— Чудесная работа! — воскликнул он.
Коломба де Гайльфонтен, красавица-блондинка с нежной кожей, затянутая в голубой дамасский шелк, обратившись к Флер-де-Лис, робко вмешалась в разговор, надеясь, что ей ответит красавец-капитан.
— Дорогая Гонделорье! Вы видели вышивки в особняке на Рош-Гийон?
— Это тот самый особняк, за оградой которого находится садик кастелянши Лувра? — спросила, смеясь, Диана де Кристейль; у нее были прелестные зубы, и она смеялась при всяком удобном случае.
— И где стоит большая старинная башня, оставшаяся от древней ограды Парижа? — добавила Амлотта де Монмишель, хорошенькая кудрявая цветущая брюнетка, имевшая привычку вздыхать так же беспричинно, как беспричинно смеялась ее подруга.
— Милая Коломба! Вы, по-видимому, говорите об особняке де Беквиля, жившего при Карле Шестом? Да, правда, там были великолепные гобелены, заметила г-жа Алоиза.
— Карл Шестой! Карл Шестой! — проворчал себе под нос молодой капитан, покручивая усы. — Боже мой, какую старину помнит эта почтенная дама!
Госпожа Гонделорье продолжала: