— Ничего не поделаешь!
— Кажется, здесь проходит почтовая карета на Аррас. Когда она должна прибыть?
— Завтра ночью. Обе почтовые кареты ездят по ночам, и туда и оттуда.
— Скажите: неужели на починку этого колеса вам необходим целый день?
— Целый день, да еще какой работы!
— А если взять помощника?
— Хоть десятерых.
— Нельзя ли связать спицы веревками?
— Спицы-то можно, а вот ступицу нельзя. Да и обод еле держится.
— Нет ли в городе человека, который отдает внаем лошадей?
— Нет.
— Нет ли другого тележника?
Конюх и тележник отрицательно покачали головами и в один голос ответили.
— Нет.
Он почувствовал невыразимую радость.
В дело вмешалось провидение — это было ясно. Это оно сломало колесо тильбюри и задержало его в дороге. Он сдался не сразу, он сделал все, что мог, чтобы продолжать путь; он честно и добросовестно исчерпал все средства; он не отступил ни перед холодом, ни перед усталостью, ни перед издержками; ему не в чем упрекнуть себя. Если же он все-таки не поедет дальше, то не по своей вине; это не его воля, это воля провидения.
Он вздохнул. Впервые после посещения Жавера он вздохнул свободно, полной грудью. Ему показалось. что железная рука, в течение двадцати часов сжимавшая его сердце, вдруг разжалась.
Он решил, что теперь бог на его стороне и что этим он явил ему свое присутствие.
Он сказал себе, что сделал все возможное и что сейчас ему остается одно: спокойно вернуться обратно.
Если бы беседа с тележником происходила в трактире, она не имела бы свидетелей, никто не услышал бы ее, дело тем бы и кончилось, и, вероятно, нам не пришлось бы рассказывать ни об одном из событий, которые предстоит узнать читателю, но разговор происходил на улице. Всякая беседа на улице неизбежно привлекает любопытных. Всегда найдутся люди, жаждущие стать зрителями. Пока путник расспрашивал тележника, около них остановились случайные прохожие. Какой-то мальчуган, на которого никто не обратил внимания, отделился от группы и убежал.