Мы не обсуждали тот долгий период, когда мы не общались. Только один раз мы заговорили об этом, когда брат попал в больницу с пневмонией.
Мы вышли во двор больницы, чтобы он мог покурить. Посреди разговора Скотт сказал, не поднимая глаз: «Мне жаль, что я столько лет не пытался узнать тебя ближе. Я многое упустил». Не успела я оправиться от шока, как он вернулся к прежней теме нашего разговора. Я прошептала ««спасибо», и больше мы об этом не говорили.
Даже болея, брат не переставал заниматься редактурой для газеты, в которой работал. Но однажды в конце мая он позвал меня в комнату, где стоял его компьютер. Скотт растерянно посмотрел на меня и сказал: «Я не помню, как его включать». Я помогла ему, а потом сбежала из дома, чтобы брат не видел, как я плачу. Физически Скотт слабел на глазах, но мне не приходило в голову, что его умственные способности тоже будут ухудшаться из-за огромных доз морфина. Скотт ведь был моим гениальным братом. Как такое могло произойти?
Скотт умер в доме наших родителей 9 июня. Через три дня мы похоронили его, а еще через неделю мы получили от него прощальный привет. Ко мне пришла моя подруга-экстрасенс и сказала: «Я не знаю, готова ли ты к этому, но вчера мне явился твой брат». Ошарашенная, я спросила ее, что он сказал. «Он хочет, чтобы ты знала: у него все хорошо. Ему больше не больно. Он подарил тебе розу. Я не знаю, что это значит, но он сказал, что ты поймешь». Из моих глаз полились слезы. Деб никак не могла этого знать, и я никогда не говорила Скотту, что розы – мои любимые цветы. «Спасибо, – прошептала я. – Спасибо, что сказала мне».
Если бы до возвращения Скотта домой кто-то спросил меня, пойду ли я ради него на то, что в итоге сделала, я бы решительно ответила нет. И если бы меня спросили, можем ли мы с братом восстановить отношения, я бы тоже сказала нет. Но его болезнь подарила нам четыре месяца печали и радости. Болезнь, которая призвана отнимать, дала нам такие отношения, о которых можно только мечтать.
Подарок
Ах, июнь! Месяц свадеб и цветущих апельсинов. Наша дочь выходила в этом месяце замуж, а я сидела в первом ряду в церкви и плакала. Я радовалась за молодоженов, но меня одолевали смешанные чувства: наш подарок вырос и покидает отчий дом.
Забеременев в сорок три года, я не знала, как рассказать об этом друзьям. Я так и слышала их голоса: неужто Джонсонам мало пятерых детей? Куда им шестой!
Я осмелилась рассказать близкой подруге о своей беременности только на четвертом месяце.
– Замечательно! – воскликнула Мэри. – В большой семье не бывает лишних детей. Не переживай. Все будет хорошо.
Мой муж Ли тоже отреагировал радостно.
– Это будет подарок нам, вот увидишь! – сказал он с озорной искоркой в глазах.
Но когда я рассказала Брайану, нашему семнадцатилетнему сыну, он ответил:
– Мама, ты хоть представляешь, что скажут мои друзья? Я заканчиваю школу, а моя мама нянчит младенца? Бред какой-то!
Я и сама переживала. Кое-какие подсчеты очень меня встревожили. Когда ребенок пойдет в детский сад, мне будет сорок восемь. Это почти пятьдесят. Когда закончит школу, мне будет шестьдесят один. А к тому моменту, как выпустится из колледжа, мне стукнет почти семьдесят – если я вообще столько протяну. А если кто-то из нас с Ли умрет еще до того, как дочка получит диплом или выйдет замуж? Как ей жить? Каково это – быть дочерью людей, которые годятся ей в дедушки и бабушки? Неужели она будет просить меня припарковаться подальше от школы, чтобы ее друзья меня не увидели? Впрочем, несмотря на тревоги, я была рада носить ребенка. Я любила детей и с нетерпением ждала, когда малышка окажется у меня на руках.
Мы назвали ее Энн-Мари. Ее братья и сестры, за исключением Брайана, с радостью приветствовали ее дома. Проблема со старшим братом тоже вскоре разрешилась. Однажды, когда Энн-Мари было несколько недель, Брайан пришел домой из школы и обнаружил меня в суете.
– Я ничего не приготовила, – сказала я. – Энн-Мари капризничала, и у меня не было времени ни на что другое.
– Давай ее сюда, – сказал он и забрал у меня малышку. Она тут же уснула у брата на руках.
ebooksa