Раньше меня звали Андрей Гринёв. Теперь меня называют Андре Грин. Когда я попал сюда, на Карибы семнадцатого века, то угодил в рабство. Теперь я сам волен выбирать свой путь. И он привел меня сюда, на борт пиратского корабля. Теперь нужно только поднять чёрный флаг и взять судьбу в свои руки!
Флибустьер
Глава 1
Тот, кто думает, что морские волки не страдают морской болезнью — сильно заблуждается. Я раньше тоже так думал. Теперь же, после продолжительной бортовой качки, половина команды, и я в том числе, подкармливала рыб, перегнувшись через борт.
Особенно страдали негры, непривычные к морским путешествиям. Я раньше даже и не предполагал, что чернокожие могут приобретать такой цвет. Чёрно-жёлто-зелёный. Почти как флаг Ямайки.
И так же сильно, как и негры, страдал и я, ваш покорный слуга, раньше Андрей Гринёв, а теперь Андре Грин, на французский манер. Сначала раб на плантации, а теперь капитан пиратской команды на резвой шхуне «Орион». Пожалуй, даже чересчур резвой. А ведь это был даже не шторм, нас всего лишь поболтало на волнах.
Остальные только посмеивались, глядя на наши мучения. А я понимал, что до Тортуги, или Тортю, как его называли французы, добираться ещё весь день, и я, скорее всего, этот день проведу, старательно пародируя барана.
К счастью, моё участие в управлении кораблём не требовалось. Шон Келли, ирландец, с которым мы вместе бежали с сахарной плантации, вполне справлялся сам, да и те матросы, что согласились вступить в нашу команду, неплохо знали корабль. Так что «Орион», который я не стал переименовывать, бодро шёл под всеми парусами в сторону Тортуги, и лёгкий бриз наполнял его паруса со всем возможным старанием.
День вообще выдался погожий и прекрасный, тёплое море плескалось внизу, иногда поднимаясь россыпью брызг, солнце пригревало, будто ласковое прикосновение любимой женщины, лёгкий ветерок приятно холодил кожу. Но вместо того, чтобы наслаждаться морским путешествием, я блевал.
— Ничего, привыкнешь, — прозвучал сочувствующий голос над ухом.
Я обернулся и увидел Шона, который стоял надо мной, участливо глядя на наши страдания. Конечно, по его обезображенному лицу было непонятно, с каким выражением он на тебя смотрит, но я примерно научился понимать его эмоции по глазам.
— Привыкну? — хмыкнул я, изо всех сил сдерживая новый позыв.
— Конечно. Или ты всю дорогу сюда так же провёл? — произнёс он.
Ха-ха. Не говорить же ему, что я добирался на Карибы самолётом, двенадцать часов слушая аудиокнигу про попаданца в императора Николая.
— Нет, — сказал я. — Вроде нет.
— Ну вот! На, держи, — он протянул мне какой-то сухарь каменной твёрдости. — Полегче станет, гарантирую.
Я покрутил этот сухарь в руках. Пшеничный, ноздреватый, из довольно плохой муки. От одной только мысли о еде, давно пустой желудок скручивало в жгут.
— И что мне с ним делать? Гвозди забивать? — хмыкнул я.
— Это тоже можно... В рот засунь и держи там, полегчать должно, — сказал он.
Я недоверчиво покачал головой, но сухарь взял. В принципе, сухарь должен быть ничем не хуже мятных леденцов, которые раздают в самолете от укачивания. Только вкусом.
— Э, только постучи им сперва обо что-нибудь! — произнёс Шон, прежде чем я успел засунуть его в рот.