Серенький волчок

Катя фыркнула что-то себе под нос: мол, никто ее не понимает, и все в таком духе. Пошла к себе.

После школы Катюша садилась на велосипед и колесила возле стройки Куприна. В бинокль я видел, как она старательно делала незаинтересованный вид. Потом поговорила с рабочими. Толку не прибавилось. Прораб, или кто там был главным, сказал, что они не знают хозяина дома и неизвестно, когда он приедет в следующий раз, что бригада только строит и ничем помочь не может. В общем, отделались от нее.

Но Катя так просто не сдалась. Она изменила тактику. Теперь она сидела с биноклем у окна в своей комнате, как заправский шпион.

Я периодически заглядывал к ней. Говорил:

– Ты бы поела, измучилась вся, никуда твой писатель не денется.

Катя горестно вздыхала.

– Может, он и приезжает, только я в это время в школе. А если ему записку оставить?

Я отговорил.

– Не выдумывай. Что за срочность? Переедет – тогда и сходишь к нему. Не веди себя как глупая фанатка, иначе он тебя и на порог не пустит.

Это подействовало. Катя задумалась.

– Ты прав. Еще за графоманку какую примет. Лучше я пока напишу еще несколько рассказов, а то из нормального и показывать почти нечего.

– Вот это очень разумно, – похвалил я. Сестренка скорчила мне рожицу.

В конце ноября наступила короткая оттепель. Снег под ногами зачвакал, и по канавам потекла грязь.

В один из дней сестренка вернулась из школы и принялась возиться у себя в комнате. На днях я отдал очень выгодный и дорогой заказ: гарнитурный ансамбль из комодов, столиков и стульев. Настроение было такое, что лучше не придумаешь. Я готовил спагетти по-итальянски и размышлял, что хорошо бы в зимние школьные каникулы махнуть с Катей на курорт. Мы заслужили отдых.

Я положил в кипящую воду пачку длинной лапши и крикнул сестре спускаться к ужину. Вдруг наверху раздался шум и топот. Катя выбежала на лестницу и сломя голову бросилась по ступенькам. Я заметил в ее руке листы.

– Он здесь, здесь! – крикнула она в дверях и выскочила из дома прямо в комнатных тапочках.

Я испугался, что сестренка наделает глупостей. Представил, как она стремится к этому неуловимому писателю: несется в тапках, с безумными глазами, размахивает кипой листов. Я поторопился за ней.

Наступали сумерки, и фонари уже горели. Возле ворот Кати не оказалось, она успела скрыться за поворотом. Я прибавил шагу, но быстро идти по раскисшему скользкому снегу было тяжело.

Я завернул за поворот. Метрах в пятидесяти от стройки в мою сторону двигалась большая черная машина. Катюшка встала посередине дороги и загородила проезд. Решила действовать радикально.

– Антон Алексеевич! – закричала она и помахала листами.