Охота на тринадцатого,

Офицер молча раскрыл рот – и закрыл.

– Вот и молодец! – одобрил командир. – Вот и молчи.

– Ай да «тринадцатый»! – прокомментировал стрелок, которому молчать не приказывали. – Ай герой!

– Тоже видели? – возбужденно заорал набежавший техник. – Во, блин, здорово, что живы! Из первой почти всех побили, а вы живы! Я смотрел, на «семерке» целого места нет, вся в крапинку! Вы как выкрутились? «Тринадцатый» на себя атаку оттянул, да? Зуб даю, это испытывают новый боевой дрон! Зампотех проболтался! Говорит, оператором на нем сам зам директора по боевой! Хоть и пьяница, но пилот от бога! Как он европейцев, а? Могут, оказывается, у нас еще технику делать! Хотя… откуда дрону взяться, а? Мы на матке все углы знаем, негде ему прятаться… Пилоты говорят – призрак… Слышь, а вы «тринадцатого» сами видели?

– Как тебя! – хмуро сказал командир.

– Ну и как он? В смысле, выглядит? Правда, что как новая модификация, или врут пилоты?

– Ты в бой летал? – осведомился командир. – Нет? Тогда понятно. Что мы, по-твоему, могли увидеть после олл-аут? И чем? Глазами, что ли, на пяти тысячах силуэт снять? Мозгач.

– А, ну да, – поскучнел механик. – Врут, значит, пилоты? А клялись! Вот и верь людям…

– Боекомплект в «семерке» пополнили, мозгачи? Ах нет? И оружейникам сказать некому?

Механик поскучнел еще больше, пробормотал что-то насчет перевода в нормальную эскадрилью и свалил.

– И ты думаешь, оне сделают выводы и поставят к матке полное охранение? – обратился пилот к командиру.

– Зачем сейчас охранение? – машинально спросил офицер. – Европейцы же ушли.

Получил в ответ три понимающих взгляда, покраснел, раскрыл рот… и вдруг сказал неверяще:

– Ребята, получается, это вы «тринадцатый»?

– Мы?! – изумился стрелок. – Ну, знаете! Мы, конечно, не абы кто, но чего «тринадцатому» приписывают, нам ни в жисть не сделать!

Офицер припомнил основные легенды про «тринадцатого» и сконфузился. Действительно, такое обычному истребителю не под силу, только призраку.

– Пойду-ка я лучше распоряжусь насчет пополнения боекомплекта, – вздохнул он. – А то действительно европейцы вернутся. Чтоб с «тринадцатым» разобраться. Я бы на их месте вернулся.

Экипаж обеспокоенно переглянулся.

Мой будущий критик! Да, картина жизни первых апостолов новой веры, ее начальных робких шагов, бледна. Мог бы расцветить ее безмерно – но я от принципов не отступаю и в малом. Бледной она была, и незачем приукрашивать. Приукрашивания – неправда, а я на правде стою.

Такова уж жизнь в космосе – бледная. Не знаю, где будут жить в двадцать пятом веке. Если справятся с гравитационным пределом Фридмана (вот уж вездесущий гений!), то, вполне возможно, на других планетах. И под другими звездами. Но пока гравитационные преобразователи нестабильно работают вблизи массивных тел, человеческая популяция четко локализуется по дефинициям Земля – пространство Солнечной системы. И связаны эти два ареала обитания лишь пуповиной ракетной космонавтики. А она узенькая. Потому ареалы чем дальше, тем сильнее расходятся. Рожденным в космосе незнакомы ни солнце в глаза, ни ветер в лицо, ни одуряющие запахи луговых трав. Их не бодрит зимний морозец и не расслабляет в сонной неге летний зной. Вообще любое изменение в жизненном пространстве вызывает у рожденных в космосе одну-единственную болезненную реакцию – схватить инструментальный набор и починить. Ну или наорать на сервис-службы, что по большому счету то же самое. Землянам, изредка попадающим в космос, это дико. Земляне быстро начинают испытывать сенсорный голод, становятся раздражительными. Земляне настойчиво предлагают хотя бы освещение варьировать, ветерки по модулям пускать, запахи разнообразить, земные пейзажи на стены наводить. Земляне не понимают, как можно спокойно жить в Одинаковости! Ну а рожденные в космосе соответственно не понимают, зачем во время ответственной работы бить себе по глазам меняющимся освещением, простужать сквозняками почки и вызывать головные боли дикими запахами, большинство из которых – аллергены сокрушительной силы. У рожденных в космосе – совсем другая жизнь. У рожденных в космосе время делится не на день и ночь, утро и вечер, а на первую, вторую и третью вахты. На первой вахте работают, и ничто не должно отвлекать, ибо ошибка в работе – часто смерть для всех находящихся рядом. Во вторую вахту люди общаются, занимаются спортом, музыкой (и очень серьезно занимаются, лучшие музыканты и композиторы навсегда прописались в пространстве) – но по большей части живут в собственных видеомирах, в коконах виртуальной реальности, будь то солидные европейские «Тругбильд» или же самые надежные, мать их, в мире российские «Мрия». И миры эти значат для рожденных в космосе не меньше, чем реальная жизнь. Там им и солнце в глаза, и ветер в лицо, и любые сенсорные изыски, переживания и приключения – в безопасной для организма форме. Ну а в третью вахту рожденные в космосе спят, часто не вылезая из тех же коконов виртуальной реальности, благо спать там очень удобно, и таймер предустановлен, и спас-скафандром кокон может послужить, случись чего. Строгий, логичный, навсегда установленный порядок – и никакого солнца в глаза. Единственное отклонение касается русских, которые из первой вахты сразу норовят устроить вторую – но в России всегда так было, есть и будет, и ничего страшного.