Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты

Глава 22

Интересные, поучительные, но в то же время скорбные излияния Перса в подземельях Оперы

Перс лично поведал нам, как еще до этой ночи он однажды пытался – но безуспешно – добраться в убежище Эрика через озеро, как ему удалось обнаружить проход через третий подземный этаж и как, в конце концов, они с виконтом де Шаньи подверглись жестоким испытаниям в камере пыток, став жертвами дьявольской фантазии Призрака. Вот записанный им рассказ о событиях, полученный мною при обстоятельствах, которые будут изложены позже, – я не изменил в нем ни слова. Я передаю его в точности, потому что считаю невозможным скрыть под покровом молчания приключения Перса в окрестностях дома на озере, испытанные им еще до того, как он очутился там вместе с Раулем. Этот в высшей степени интересный рассказ на какое-то время отвлечет нас от ситуации в камере пыток, но лишь затем, чтобы лучше ввести нас в курс дела, пояснить причины и образ действий Перса, которые могут показаться весьма необычными.

«Это произошло в тот первый раз, когда мне удалось проникнуть в дом на озере, – пишет Перс. – Ранее я не раз упрашивал „мастера уловок“ – так у нас в Персии называли Эрика – открыть мне таинственные двери. Он всегда отвечал отказом. Я дорого заплатил за то, чтобы узнать его секреты и трюки, пытаясь хитростью или силой проникнуть в них. С той поры, как я повстречал Эрика в здании Оперы, которое он, казалось, избрал местом своего пребывания, я стал подсматривать за ним и в коридорах наверху, и в подвальных этажах, я сопровождал его вплоть до берега озера, когда он, полагая, что вокруг нет ни души, садился в маленькую лодку и перебирался прямо к стене на противоположном краю. Но скрывавший его полумрак не позволял мне увидеть, где именно и каким образом он отворяет дверь в стене. Любопытство, а также тревожные соображения, которые пришли мне в голову при размышлении о некоторых словах, брошенных при мне этим монстром, толкнули меня однажды на отчаянный поступок: я, в свою очередь мня себя в безопасности, взял маленькую лодку и направился через озеро к той части стены, где, как я заметил, исчезал Эрик. Таким образом я и столкнулся с Сиреной, охранявшей подступы к этому месту, с Сиреной, чье очарование едва не оказалось роковым для меня. Опишу, как это вышло.

Едва я оттолкнулся от берега, как царившая вокруг тишина была нарушена каким-то певучим вздохом. Это было дыхание и в то же время музыка, струившаяся из вод озера, она непонятным образом окутывала меня. Звуки, перемещавшиеся вместе со мной, были столь сладостно-нежными, что страха просто не возникало. Более того, охваченный желанием приблизиться к источнику этой сладостной и притягательной гармонии, я перегнулся через борт лодки, поскольку у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что пение исходит из самой глубины. Я уже находился посредине озера, один в лодке; голос звучал совсем рядом. Я склонялся к воде все ниже. Озеро было удивительно спокойным; в лунном свете, проникавшем через отдушину подвала с улицы Скриба, мне было видно, что на его поверхности, гладкой и темной как чернила, нет абсолютно ничего. Пытаясь избавиться от наваждения, я прочистил уши, но поющая гармония преследовала меня и тянула к себе. Будь я слаб духом или подвержен суевериям, я не преминул бы сообразить, что имею дело с Сиреной, которая пытается смутить путешественника, отважившегося вторгнуться в воды озера возле убежища Призрака, но я – хвала Господу! – родом из тех краев, где слишком любят все фантастическое, чтобы не быть знакомыми с его изнанкой; сам я не раз сталкивался с подобным и понимал, что с помощью простейших приспособлений какой-нибудь умелец сумеет возбудить человеческое воображение.

Я не сомневался, что столкнулся с каким-то новым изобретением Эрика, но на этот раз оно оказалось столь совершенным, что я перегнулся через борт лодки, движимый не столько намерением изобличить обман, сколько желанием поддаться ему.

Я наклонялся все ниже и ниже, почти опрокидывая лодку.

Вдруг из озера высунулись две чудовищные руки и, сжав мою шею, повлекли вниз с невероятной силой. Я бы наверняка сгинул в пучине, если бы мне напоследок не удалось вскрикнуть и Эрик не узнал бы меня.

Да, это был он, и вместо того, чтобы дать мне утонуть, как он намеревался сделать прежде, он поплыл, подхватил меня и доставил на берег невредимым.

– Смотри, как ты неблагоразумен, – говорил он, а по его одежде струилась вода этого дьявольского озера. – Зачем ты пытался пробраться в мое жилище? Я вовсе не приглашал тебя! Я не желаю видеть ни тебя, ни любого другого человека в мире! Разве ты спас мне однажды жизнь лишь для того, чтобы сделать ее невыносимой? Как бы ни была велика твоя заслуга, Эрик в конце концов может забыть о ней, и ты знаешь, никто, кроме него самого, не сможет удержать его.

Он все говорил, но мне неудержимо хотелось лишь одного – узнать, в чем состоит трюк с Сиреной. Он снизошел к моему любопытству, поскольку, являясь настоящим монстром – а в Персии я, увы, имел случай убедиться в этом, – он в определенном смысле оставался эгоистичным самовлюбленным мальчишкой, для которого самым большим удовольствием было повергать окружающих в изумление, демонстрируя свою невероятно хитроумную, поистине дьявольскую изобретательность.

Смеясь, он показал мне длинный стебель тростника.

– Это проще пареной репы, – заявил он. – Благодаря этой штуке так удобно дышать и даже петь под водой. Это уловка, которую я перенял у пиратов Тонкина, они могли часами прятаться на дне реки[12].

Я сурово заметил ему:

– Эта уловка едва не стоила мне жизни и, возможно, стала роковой для других!

Он не ответил мне, но поднялся на ноги со столь хорошо знакомым выражением ребяческого вызова.

Я не позволил сбить себя с толку, заметив резко:

– Но ведь ты помнишь, что обещал мне, Эрик: никаких преступлений!

– Разве я в самом деле совершил преступление? – осведомился он, напуская на себя любезность.

Я вскричал: