Тоном, за который ему следовало бы отвесить пару пощечин, Рультабийль произнес:
– Я позволил себе несколько затянуть свое выступление, господин председательствующий, поскольку у меня есть на то основания.
– Имя! Имя! – настаивала толпа.
– Тихо! – рявкнул судебный пристав.
– Сию же минуту назовите имя, сударь! – потребовал председательствующий. – В углу двора находился, во-первых, мертвый лесник. Преступник – он?
– Нет, сударь.
– Папаша Жак?
– Нет, сударь.
– Привратник Бернье?
– Нет, сударь.
– Господин Сенклер?
– Нет, сударь.
– Тогда господин Артур Уильям Ранс? Остались только он и вы. Вы же не убийца?
– Нет, сударь.
– Значит, вы обвиняете господина Артура Ранса?
– Нет, сударь.
– Не понимаю, к чему вы клоните. Больше в том уголке двора никого не было.
– Нет, сударь, был! В углу двора, на земле, действительно никого больше не было, но был некто над нами, некто, высунувшийся из окна, выходящего в угол двора…
– Фредерик Ларсан! – вскричал председательствующий.
– Фредерик Ларсан! – раскатисто повторил Рультабийль и, повернувшись к публике, среди которой уже начали раздаваться возгласы протеста, выкрикнул с силой, какой я в нем и не подозревал: – Фредерик Ларсан – убийца!