Рультабийль сразу же припомнил правило, которым пользовался много раз и которое беспрестанно повторял, чтобы не дать видимости себя обмануть: «Ларсана следует искать не там, где он появляется, а там, где он прячется». За этим последовало дополнительное правило: «Он появляется здесь или там для того, чтобы никто не увидел, где он на самом деле».
Затем Рультабийль заговорил:
– Ох уж эта мне видимость! Знаете, Сенклер, бывают минуты, когда мне хочется вырвать у себя глаза, чтобы начать правильно рассуждать. Давайте сделаем это – всего минут на пять, – и тогда, быть может, мы все увидим как надо.
Он сел, положил трубку на стол, обхватил руками голову и сказал:
– Все, глаз у меня уже нет. Скажите, Сенклер: кто находится в этих каменных стенах?
– Кого я вижу в этих стенах? – повторил я.
– Да нет же! У вас тоже нет больше глаз, вы не видите ничего. Перечисляйте не глядя. Перечисляйте всех подряд.
– Во-первых, вы и я, – поняв, к чему он клонит, ответил я.
– Прекрасно.
– Ни вы, ни я не являемся Ларсаном, – продолжал я.
– Почему?
– Почему? Скажете тоже!
– Нет, это вы должны мне сказать – почему? Я согласен: да, я не Ларсан; я в этом уверен, потому что я – Рультабийль. Но вы, тот, кто сидит напротив Рультабийля, скажите: почему вы не Ларсан?
– Но вы же видите!
– Несчастный! – воскликнул Рультабийль, еще сильнее прижимая кулаки к глазам. – У меня же нет больше глаз, я не могу вас увидеть. Если бы Жарри из отдела борьбы с азартными играми не видел своими глазами в Трувиле, как граф де Мопа садится метать банк, он поклялся бы, что карты взял в руки Балмейер. Если бы Нобле из отдела меблированных комнат не столкнулся однажды вечером у Труайона лицом к лицу с человеком, в котором признал виконта Друэ д’Эрлона, он поручился бы, что человек, которого он пришел арестовать и не арестовал, потому что увидел его, – это Балмейер. Если бы инспектор Жиро, знавший графа де Мотвиля, как вы меня, не увидел его однажды на скачках в Лоншане за беседой с друзьями, он арестовал бы Балмейера. Понимаете ли, Сенклер, мой отец родился раньше меня, и, чтобы его арестовать, нужно изрядно попотеть.
Последние слова Рультабийль проговорил глухо, с такой дрожью и отчаянием в голосе, что у меня сразу же пропала последняя способность к рассуждению. Я лишь воздел руки к небу, но Рультабийль этого не видел – он не хотел ничего больше видеть.
– Нет-нет, больше никого не нужно видеть, – повторил он, – ни вас, ни господина Стейнджерсона, ни господина Дарзака, ни Артура Ранса, ни Старого Боба, ни князя Галича. Но нужно знать, почему кто-нибудь из них не может быть Ларсаном. Погодите, я только передохну немного за этими стенами…
Я уже почти не дышал. Под сводами потерны послышались четкие шаги Маттони, который заступил на дежурство.
– А слуги? – выдавил я. – А Маттони? А другие?
– Я знаю точно, что они не покидали форт Геркулес, когда госпожа и господин Дарзак видели Ларсана на вокзале в Буре.