Фемида его любви

22
18
20
22
24
26
28
30

— Саш, ты правда не понимаешь, что происходит? — взвился Семен. — Думаешь, это все шутки?

— А что происходит, расскажи мне? Ты же никогда ничего не рассказываешь, но требуешь беспрекословного подчинения. Тебе плевать на чувства других, есть только твое слово, возражения не принимаются. Мы не в армии! Ты мог хотя бы посоветоваться со мной!

— Рассказать? Хорошо, — он кивнул, нервозно облизывая губы и обернулся на дверь, будто опасался, что нас кто-то услышит. Затем пошел на меня, вынуждая отступать назад:

— Хочешь правду? Получай… — он недобро оскалился. — Дело в том, что моя любимая сестра неделю назад прокатила на капоте какого-то чувака и, возможно, со смертельным исходом, а камеры с записями кто-то лихо подтер. И тишина, — он развел руками, прожигая меня темными глазищами. Как расплавленная смола, проникал во все закоулки моей паники, вдавив меня в стену. — Ни единой зацепки, никто и ничего не слышал. А параллельно меня чуть не грохнули. Чуть не пристрелили, как собаку дворовую. Тоже совпадение? Что мне думать после этого?! Что ты мне предлагаешь делать?! В чем я тут должен посоветоваться с тобой?!

— Может камеры просто не работали и это правда совпадение, — промямлила я, понимая, что брат прав. Это он еще не знал, что меня потом выловили и убить пытались. Он бы вообще свихнулся и в бункер меня поместил.

— Мне угрожают, Сашуль. Поэтому совпадений быть не может. Если, конечно, у тебя не появился великий покровитель, у которого силенок хватило подчищать камеры по городу. Хер с ним с камерами по городу, он всю мою систему видеонаблюдения разворотил. За одну ночь! За одну, Саша, ночь! Точнее, не за одну ночь, а за утро. И что, ты, спрошу еще раз, предлагаешь мне делать? Сидеть сложа руки? Запереть тебя дома и совсем не выпускать? Хочешь быть затворницей, давай! Валяй! С помощью охраны я могу получить хоть какую-то гарантию, что тебя никто не тронет!

Он тяжело дышал, пытаясь успокоиться. Меня тоже трясло то ли от страха, то ли от злости на происходящее. Мне все казалось нереальным. Мы еще неделю назад спокойно жили, а потом нас будто кто-то проклял, и привычная жизнь стала скатываться в овраг заговоров, страхов и ненависти. Я не хотела жить в таком мире. Мне хотелось, как раньше.

— Если ты хочешь получить гарантии, что нас никто не тронет, ты можешь отступиться, — неуверенно произнесла и зажмурилась, зажав пальцами виски, готовясь к новой порции скандала.

— Ты дура? — удивлено протянул. — Ты серьезно?

— Серьезно, — кивнула я. — Я не хочу больше бояться за тебя. Хочу жить в нормальной семье. Во что ты превращаешь нашу жизнь, посмотри? Своими деспотичными замашками ты довел маму до алкогольной зависимости, она пьет каждый вечер! Сестру на порог не пускаешь, имя папы произносить запрещаешь. Ты погнался за мифическим счастьем, желая больше власти, больше денег… А нам? А нам, спроси, это нужно? Ты думаешь, твои близкие не будут любить тебя просто за то, что ты есть?

Я почувствовала ручьи слез на щеках и прикусила задрожавшую губу. После покушения, я случайно услышала разговор матери с кем-то и там она говорила, что брат тоже ушел в криминал, за что расплачивался. Новые игроки того мира всегда проходят боевое крещение. Естественный отбор. Пройдут только самые сильные. Я жутко боялась за брата.

Семен терпеть не мог мои слезы и сдался. Притянул меня к себе, обнял, засопел в макушку, душа в объятиях:

— Я пытаюсь сделать то, что не смог отец: сделать так, чтобы наша семья ни в чем не нуждалась. Чтобы вы могли кататься по всему миру, чтобы покупали себе то, что я в детстве не мог, чтобы ты образование получила нормальное. Я слово себе дал, понимаешь? Я не из тех, кто поджимает хвост и боится трудностей. За своё я буду драться. Слышишь? Я буду выгрызать место под солнцем себе и своей семье и ни под чью дудку плясать не буду. И я не хочу чтобы вы боялись выходить из дома, поэтому теперь у нас есть охрана, у тебя и матери — личные телохранители. Я не хочу вас контролировать, не считай меня деспотом, это вынужденная мера. Да не реви ты! Ненавижу, когда ты ревешь, ты меня режешь своими слезами, Саш.

Он еще сильнее прижал меня к себе, выговаривая в ухо, пока я всхлипывала:

— А как же папа? А Алекса? Они же тоже наша семья...

— Они больше не наша семья, после того, как поступили. Это я с тобой обсуждать не буду.

— Ты не прав. Может для тебя они чужие, но они моя семья. Это моя сестра, мой папа. И мамина дочь, — выпуталась из его объятий. Попыталась найти в родных глазах хоть каплю сожаления, списать его слова на детские обиды, но увы, брат давно определился в своей позиции и отступать не планировал. Как и я.

— Я не запрещаю вам общаться, но ноги их тут не будет. Думаю, я не так много прошу, — что и следовало ожидать. Он их не простит.

— Я не хочу жить и бояться за тебя. Дёргаться от новостей, боясь, что услышу там твое имя. Мне не нужны все богатства и маме тоже. Просто будь моим братом, каким ты был до твоего бизнеса, будь с нами, не лезь, куда ты прёшься напролом? Я же не переживу, если с тобой что-то случится. Я хочу, чтобы мы были все счастливы...

Я заплакала и уткнулась Семёну в грудь. Все без толку. Он не отступится от своего. Принципиальный. Вот, куда он прется? А вдруг перешел дорогу такому, как Вестник? Тот же не оставит его в живых... Подумав, испугалась ещё сильнее и затряслась, на миг представив, что брата больше нет.